В ритме пустыни

Автостопом по Северной Африке. Окончание

Сюда, в Мали, съезжаются не только туристы, но и паломники из соседних стран. Для них местные мечети, похожие на странных глиняных ежиков, — настоящие святыни. Может, именно возможность припасть к ним и дала дороге имя Надежды (по-арабски Тарик Эмель, по-французски La Route d’Espoir).

За Атаром развилка: дорога в Уадан и в Шингетти. Я решила, что поеду туда, куда пойдет первая машина. Первая машина шла в Шингетти: француз, чумазый, жилистый, в выгоревшей одежде (я приняла его за местного), и местный водитель-проводник (этот, наоборот, очень чистенький, выбритый и белоснежный). Они делают крюк — объезжают посты, что мне уже очень понятно. Ехали долго, но я об этом не пожалела! Каменистая писта, переходящая в горах в серпантин, еще более каменистый. Было трудно и иногда опасно, приходилось то раскидывать камни, то подкладывать их под колеса, чтобы не сверзиться в пропасть. Мы успешно одолели все трудности и в Шингетти въехали прямо в ворота кемпинга.

Древние города

Ахмед — историк, заведующий библиотекой, показывает мне старинные манускрипты, там же — небольшой музей с древней утварью. В Мавритании семь древних городов, которые являются исламскими святынями. Шингетти — один из них. Здесь проходили караванные пути, по которым в начале исламской истории паломники двигались на восток. Неподалеку живет Батыр, казах, приехавший сюда с семьей из Алма-Аты на стажировку, изучать святыни ислама и совершенствовать арабский.

До столицы, Нуакшота, отсюда 450 км. Жарко невыносимо. Верблюды разгуливают вдоль трассы и иногда кидаются под колеса. К Нуакшоту пески становятся белыми, цвета влажного снега. Закат окрасил их в розоватый цвет. Приехали вечером, город большой и бестолковый, шумно, тесно и пыльно. На берегу — рыбный рынок. Прибывающие лодки освобождаются от улова, мужчины вытягивают их на сушу с мощными ритмичными возгласами, которые звучат, как боевые гимны. Женщины тоже при деле, принимают улов в режиме аукциона: рыбаки выкрикивают стартовую цену за свои трофеи, а пестрая женская толпа ее корректирует. Победительница резво укладывает в тазик свежепойманную добычу.

Вдохновенная паранойя

Из столицы я отправилась на восток по трассе, которая соединяет мавританскую столицу с малийской — Бамако — и делит Мавританию пополам. Шоссе лежит в сахеле и называется «Дорогой надежды». Сахель — это пояс саванн между северной Сахарой и южными, более плодородными землями. Из Мавритании в Мали и в страны Центральной Африки можно попасть только этим путем. Главная трудность мавританского путешествия не жара и ветер, не голод, жажда и антисанитария. Главное неудобство — это полицейская паранойя, вдохновенно-показная забота о безопасности и просто чудовищное количество дорожных постов. В этой стране, и без того медленной, они постоянно отнимают время. Узрев в числе пассажиров европейскую физиономию, постовые устраивают, кроме переписывания паспортных данных, обзвон начальников («только ради вашей безопасности, мадам»). Это продолжается около часа, а посты расставлены через 50–100 км, кроме того, на въездах и выездах из городов — полицейские и армейские. На каждом все начинается сначала: кем работаешь, как зовут маму и папу?.. «Подождите, мадам, для вашей безопасности… » И опять трезвон по инстанциям, а попутчики томятся на жаре, водила нервничает, и мне кажется, что они меня уже ненавидят, хотя люди здесь неторопливы и неконфликтны. Полицейские любезны и словоохотливы, беспрестанно угощают чаем, объясняя, как опасно ездить по Мавритании, особенно женщине, да еще белой, да еще одной. Тут иногда захватывают в заложники европейских туристов. Незадолго до моего появления пропала пара итальянцев: на трассе остался лишь пустой автомобиль. Приходится проявлять понимание...

В стране оранжевых песков

Пески тут оранжевые, редкие деревья растворены в оранжевой пыли. Интересная дорожная разметка по пути Нуакшотт — Бутилимит: с десятыми долями километра. Странная пунктуальность — тут вообще любая разметка редкость и указателей нет. Много дохлых ослов, овец и верблюдов на обочинах. Туши даже не стараются закопать, оттащить подальше в пустыню, и они разлагаются прямо у гудрона, где идут тысячи машин.

Город Алег — центр местного скотоводства. Вдоль дороги шатры и навесы с лежаками, везде развешаны распятые туши баранов. У Сангравы дороги расходятся на Тиджикжу и на Киффу. Тут меня застала ночь. Вверху полно звезд, а внизу полно колючек. Ставлю палатку под деревом. Ночью мимо проходят верблюды, не беспокоя меня. Тихо копошатся, жуя ветки. А спустя сутки — на следующей развязке — бдительные таксисты привели полицая и меня побеспокоили, привезли в комиссариат. Солдатня под навесом называла меня сумасшедшей — думала, я не понимаю. Мне удалось от них отвязаться и уйти по темной дороге. Свернула и наткнулась на шатер местных жителей. Это «бадья», или «хадра», — так называются деревни-хутора на пять-шесть шатров в пустынях. Спросила о ночлеге, аборигены не возражали. Когда я поставила палатку, позвали меня ужинать — кускус с какими-то кишками. Что ж, люди едят — и я могу. А потом из темноты появилось несколько дядек и говорят: «Вот ты где! А мы тебя ищем по всей дороге! Ты предпочитаешь спать здесь?» — «Да, я предпочитаю». Отвалили. Зато привалили несколько теток — соседки из других шатров, — расселись кругом, пели песни, отстукивая ритм на канистрах из-под воды. Хозяйка даже поплясала. Я записала пение на диктофон — они слушали, хохоча. Утром мне дали воды, я умылась и ушла на дорогу.

Рабы на дороге

Чем дальше, тем больше я убеждаюсь, что истинное своеобразие этой страны не только в сохранившихся древностях. Повседневная жизнь людей полна архаики — стоит только быть внимательным. Наблюдение за нравами большой дороги убеждает в жесткой племенной стратификации мавританского общества. Здесь сохраняется кастовость и негласный институт рабства. Оно запрещено в 80-х, его называют «пережитком», однако этот пережиток заметен всюду. Рабы не получают образования и зарплаты, не женятся без согласия хозяина. Их можно продавать и передавать по наследству. Шоферы-дальнобойщики, как правило, — светлокожие мавры. При каждом — пара черных подростков. Дальнобойщики не труженики дороги, а хозяева, белоручки, исполненные барственной стати, а мальчики — рабы. Они никогда не станут сами водить грузовики. Их удел — черная работа и обслуживание хозяина, молчаливое исполнение отрывистых команд. Вот один заваривает чай на ходу, держа фонарик во рту. Бессловесный, без мимики, ни к чему не проявляет интереса. Российские дальнобойщики всё делают сами. А эти, если лопается колесо, ни к чему не притрагиваются, лежат на циновках, курят, пока мальчики его меняют. В поселке водитель остановился, купил строганого мяса и угостил меня, а напарника-раба не кормил всю многочасовую дорогу. Да еще кидал ему в голову бутылку от колы, когда тот засыпал. Тот молча поднимал бутылку и ставил на место.

Борцы с бедностью

В очередной раз отсиживаюсь в полицейском придорожном сарае, наблюдаю за приготовлением чая в раздумьях, к чему на сей раз приведет полицейская бдительность, и вдруг слышу звук мощных моторов… Победоносно ревущей колонной движется гуманитарный караван французов: 20 грузовиков, трейлеров, автобусов и легковушек едут в Мали помогать школам и больницам. С благословения постовых и наказом доставить до малийской границы французы приняли меня в свою компанию и подсадили в замыкающий колонну микроавтобус. В нем — Патрик с сыном Пьером из Клермон-Феррана. Все машины забиты гуманитарным грузом: одежда, школьные принадлежности, мебель, лекарства, мотоциклы и велосипеды, еда... Всем Клермон-Ферраном насобирали добра. Машины собираются оставить в Мали. Борцы с бедностью.

Мне не раз встречались и другие европейцы (в основном немолодые одинокие мужчины), которые, предпочитая африканский уклад жизни европейскому, едут в страны региона на старых машинах и продают их. Вырученных денег обычно хватает на несколько месяцев жизни в патриархальном захолустье и обратный авиабилет — за другой машиной. Для многих это стало образом жизни. Избавиться от Африки для них нет никакой возможности. Они ни с какой бедностью не борются, никого не угнетают, но и не благодетельствуют. Мои же нынешние попутчики — благотворители-энтузиасты. Одна из машин отведена для сувениров — раздавать по пути. Авторучки, блокноты, футболки, неуместные в здешнем быту бейсболки... Африка для них — дитя, к которому надо приходить с подарками. Экспедиция четко организована: в определенные часы колонна останавливается для пикника. Дежурные организуют обед: макароны, фасоль, салат, кофе, вино на выбор — красное и белое. От своих привычек французы не отказываются и в этих суровых условиях.

Приключения по-французски

Дорога здесь очень разная: есть хорошие асфальтовые участки, есть битые, а есть та самая «писта». Машины застревают в песке, и Жан-Мари, лидер конвоя, на красивом красном грузовике всех вытаскивает. Наш Патрик тоже хорош: прыгнул с трамплина в яму, которую мог бы и объехать. Пока его вытаскивали, отломился крюк, за который цепляют трос. Много было возни, шума и смеха. Французы вдохновенно валяются в пыли, а потом ходят враскорячку, растопырив грязные пальцы, довольные собой: приключение! Экспедиция для них — возможность побыть мужчинами в первобытном смысле слова. На заправке французы раздают выпрашивающим «кадо» (подарок) детям хлеб, футболки, шоколадки и ручки. Те дерутся. Я вспоминаю, как такие же жители пустынь в шатре, где я накануне ночевала, кормили меня, пели и плясали, не клянча никаких подарков. Вот она, разница в статусе гостя — вольного странника и организованного туриста или миссионера.

В стране догонов

Малийская граница встретила меня сюрпризом: несколько КамАЗов на обочине и русскоговорящие постовые. У автоперехода мы расстались с французским конвоем, и я отправилась дальше. Знакомилась с людьми, пожинала плоды гостеприимства, постигала язык бамбара, рассказывала о российской жизни. Воспринимая меня как гостя, люди как будто забывали о своей бедности и охотно уступали мне угол двора для постоя, утром приносили к палатке миску верблюжьего молока и кусок черной каши «то». Коллективистское африканское сознание не приемлет факта одиночного перемещения. Человек не должен быть один — вот и подвозят, и приглашают.

В стране догонов — протяженной долине за грядой невысоких гор, где нет дорог, — я ходила пешком. Мне навстречу шли люди вереницей, с козлятами, с тазами на головах, женщины с голой грудью и присосавшимися младенцами. Останавливаясь у колодцев — средоточия светской жизни, — я обливалась водой, обогащалась информацией о ближних деревнях и тропах и шла дальше, намотав на голову мокрый платок. Порой меня подвозили мотоциклисты.

Вот слышится глухой перестук... Под большим деревом женщины, расположившись группами в круг или в ряд (в зависимости от того, как падает тень), дружно молотят шестами в ступах, а дети их мирно спят, привязанные за спинами. Этот перестук — верный знак, что деревня близко. А значит есть колодец и возможность заночевать рядом с людьми.

Священные «ежики» Сахеля

А вот и «большая дорога» — песчаная колея, по которой даже ходит автобус… Что ж, еду в Гао — самый восточный город Мали. В салоне звучит неизменный рэп, попутчики охотно знакомятся со мной: кто-то жалуется на жизнь и просит пригласить его в Москву, ктото рассказывает о племенных обычаях, комментирует виды и архитектуру. В каждой деревне имеется куча глины с торчащими во все стороны корявыми ветками. Эти «ежики» — местные мечети. Другого стройматериала здесь нет, а ветки, которыми «прошита» конструкция, придают недолговечной глине прочность. Торчащие концы не спиливают — считается, что так прочнее. И правда, многим из этих построек по нескольку веков. После каждого дождевого сезона они подвергаются нехитрой реставрации. На вершине — громкоговоритель для муэдзина, внутри — комнатка-нора. Таковы мечети во всем сахельском поясе, и они, несмотря на неказистость и отсутствие декора, глубоко почитаемы. Архитектура Сахеля особенно впечатляет в Дженне, Мопти и Тимбукту, где мечети из глины достигают в высоту четырех-пяти этажей, а принцип конструкции — тот же. Люди способны не просто выживать в любых условиях, но воздвигать во славу Аллаха подлинные шедевры, обходясь скудными ресурсами.

текст / фото: Надежда МАКСИМОВА