История одного карьера

Затопленный Рускеальский мраморный карьер. Карелия

На Земле есть места, которые словно законсервированы во времени. И, попадая туда, я каждый раз убеждаюсь в нелинейности временного континуума. Особенно это хорошо видно под землей. Заброшенные шахты и каменоломни лучше любых консервантов берегут свое замкнутое пространство от разрушения временем. Конечно, заманчиво прокатиться по этим временным дырам на чем-нибудь имеющем полный привод и двигатель внутреннего сгорания. Ну, хотя бы как поступили те парни во Франции (см. материал «Пещерный рейд» на стр. 96). Но в недрах планеты есть категория рукотворных полостей, которая «не пускает» в свое чрево даже самые подготовленные автомобили...

Ночь. Температура воздуха – минус 15 градусов. До Питера – 107 километров по Приозерской трассе. Последние шесть дней, не переставая, идет снег. Дорога превратилась в давно не чищенный каток. Время от времени останавливаются легковушки: «Чем помочь?» Мой ответ не слишком оптимистичен: «Спасибо, но… двигатель «умер», а ты меня не дотащишь». В самом деле, тащить по льду загруженный по самую крышу Jeep Wrangler маломерному «моноприводу» не под силу. Тем временем я продолжаю прыгать вокруг «умершей» машины. Через двенадцать часов такого времяпрепровождения, когда на ум уже начали приходить крамольные мысли о ярко и тепло горящей «запаске», из темноты появляется ЗиЛ с надписью…«Экстренная внедорожная помощь». Машина останавливается, из нее стремительно выскакивает худой высокий человек и начинает кричать: «Ух ты, знакомая машина! А что ты здесь делаешь? Меня Дерюгин зовут. Я тут мимо ехал. Давай помогу». Я прыгаю за руль, и мы тащимWrangler до ближайшей заправки. Там наконец появляются кофе, коньяк, сигареты, тепло, телефон и время подумать обо всем происходящем. А ведь все так хорошо начиналось…

Планов не сохранилось

Совместную российско-финскую экспедицию под эгидой «Русского географического общества» на Рускеальский мраморный карьер начали планировать еще в сентябре. Слишком много неясного связано с этим местом. Ситуация осложнялась еще и тем, что планов карьера не сохранилось. По одним сведениям, они были увезены в Финляндию во время эвакуации в 39-м году, по другим – просто потерялись. С затоплением тоже не все ясно. Кто-то говорил, что финны специально взорвали водонапорный горизонт, некоторые утверждают, что это случайность. Более того, местные жители рассказывают о десятках погибших во время затопления, между тем официальные источники пишут о годах постепенного заполнения карьера водой. Что характерно, долгие десятилетия вода в карьере была малопрозрачной, и обследования проводились буквально на ощупь. Но осенью этого года пришло сообщение, которое заставило нас сорваться из дома и понестись в сторону российско-финской границы. Видимость в карьере увеличилась до нереальных 6–8 метров!

Из Москвы выехало пять автомобилей (два Mitsubishi L200, два Toyota LC80 и один JeepWrangler). Кстати, наслушавшись от питерских коллег про ужасы усиленного пограничного режима, мы запаслись всеми мыслимыми и немыслимыми бумагами. Эх, знали бы мы, что в действительности нас ждет…

430 километров

От Питера на Сортавалу можно ехать двумя путями – восточным или западным берегом Ладожского озера. Восточная дорога лучше, но длиннее. Решили ехать именно по ней. Это было первой ошибкой. Подминая под себя падающий снег, Wrangler «несся» со скоростью 40 км/ч. При малейшем движении рулем машину начинало швырять по дороге. На наше счастье, выехать в такую ночь никто, кроме нас, не решился, и лобового столкновения со встречкой не случилось. Два раза машины уходили в кювет, хорошо еще, что обошлось без «ушей» (все-таки скорость была небольшой). Один раз я врезался в дерево, причем задом, поскольку машину развернуло на 180 градусов. Но самое неприятное приключение произошло уже под утро. Выехав из-за крутого поворота, я обнаружил, что нахожусь в сорока метрах от железной дороги, по которой едет грузовой состав. Попытки затормозить ни к чему не привели. Жизнь спас бетонный столб, «остановивший» автомобиль буквально в метре от поезда. В общем, на 430 километров от Питера до мраморного карьера у нас ушло 12 часов и несколько лет жизни.

Пограничников мы, кстати говоря, так и не встретили. Вернее, они повстречались нам, но только на обратном пути. В маленькой будочке сидела приветливая женщина средних лет и вязала. На вопрос о том, что же происходит с усилением пограничного режима, она сказала, что ничего не знает. Вот вернется пограничник, он, наверное, может что-то рассказать. Пограничника мы ждать не стали, но местные жители утверждают, что в последнее время финнов на российской территории стало значительно меньше. Значит, хоть както ограничения на въезд работают.

Спасительные Хелюли

В середине следующего дня мы въехали в поселок Хелюли. Въехали и сразу успокоились, потому как в окрестностях населенного пункта с таким названием ничего плохого произойти точно не может. Ведь именно здесь наверняка живут мумми-тролли, а в маленьких домиках на берегу реки мумми-мамы и мумми-папы уже собирают на обед веселую ребятню. И пусть будет ураган и непогода, все закончится хорошо. Подругому быть не может. Действительно, в католическом приходе, расположенном на расстоянии меньше километра от мраморного карьера, нас ждали горячая овсяная каша с клюквой и теплые булочки. После такого приема уже можно было осматриваться. Как оказалось, «горячие финские парни» неплохо поработали, и многое из того, что планировалось, уже сделано. Так, верхние этажи штолен на 70% пройдены. Найдены лифт, столовая и инструментарная комнаты. Да-да, те самые, что изображены на фотографиях начала XX века. Нам остается только картографировать проложенные ходовики. Но на этом мы не остановились – из затопленных мраморных глубин нами были извлечены горная вагонетка и шахтерская фляжка начала прошлого века, ставшие экспонатами местного краеведческого музея.

Прерванный путь домой

Пять дней погружений пролетели как одно мгновение, и вот уже настала пора собираться в обратный путь. Одно но: если учесть, что все пять дней, не переставая, шел снег, дорога домой не казалась безоблачной. Ехать решили по западному берегу Ладожского озера. Как я уже говорил, эта дорога хуже, но на 130 километров короче. Впрочем, вспоминая путь на Мраморный карьер, было просто невозможно представить, что может быть хуже. Решили разделиться, поскольку в условиях непрекращающегося снегопада короткобазныйWrangler просто не мог угнаться за гружеными Mitsubishi L200 и Toyota LC80.

Знаменитая Приозерская трасса идет через Ланденпохью. Тихоходность скрашивают красивейшие пейзажи побережья Ладожского озера, однако окончательно расслабиться не дают снежные колеи по голень. Но все хорошее когда-нибудь да кончается. Не прошло и пяти часов, как раздался неприятный стук в двигателе. В общем, это произошло... Честно отработав 170 тысяч миль, 2,5-литровая «четверка» огласила окрестности стуком одного из шатунных вкладышей. Мне оставалось только заглушить мотор и ждать помощи, бегая по обочине в надежде согреться.

Ночь. Температура воздуха – минус 15 градусов. До Питера – 107 километров по Приозерской трассе. Последние шесть дней, не переставая, идет снег... Ну, и далее по тексту.

P.S. Вы спросите: о чем эта статья? Во-первых, о мраморном карьере. Но в каком-то смысле это рассказ о людях. Нет, речь не о тех водителях «Газелей» и прочих грузовиков, которые проехали мимо. Не помню я и владельцев внедорожников, которые равнодушно смотрели на стоящего у машины человека. Скорее это история о трех неизвестных мне дайверах на Ford Focus. Они честно пытались тянуть груженый Wrangler, а когда на обледенелых подъемах их машина не справлялась, выходили и толкали. Еще это история о ветеране российского офф-роуда Александре Дерюгине и всех тех людях, которые останавливались и просто спрашивали, чем они могут помочь. Не забуду я и немного странного человека на стареньком ВАЗ-2101. За семь тысяч рублей этот горец обещал меня хоть зубами дотащить до Питера. А что, тоже вариант. В общем спасибо вам всем, ребята…


МРАМОРНЫЙ КАРЬЕР РУСКЕАЛА

GPS координаты: 030^35'01.38" E, 061^56'38.78"N

Рускеальские мраморные ломки – это памятник природы и горного дела. Они находятся примерно в 24 км к северу от Сортавалы (прежнее название – Сердоболь). Разрабатывать Рускеальское мраморное месторождение начали очень давно. Есть свидетельства, что недалеко от рускеальских мраморных ломок был найден камень с высеченной на нем датой: 1632. Открытие Рускеальского месторождения часто приписывают пастору и ученому Самуэлю Алопеусу, жившему в Сердоболе во второй половине XVIII века. Очевидно, что месторождение было известно местным жителям и ранее, но именно благодаря книге Алопеуса «Краткое описание мраморных и других каменных ломок, гор и каменных пород, находящихся в Российской Карелии» (С.-Пб.,1787), опубликованной на немецком и русском языках, рускеальский мрамор получил широкую известность. Академик Н.Я. Озерецковский в «Путешествии по озерам Ладожскому и Онежскому» (совершенному в 1785 г.) так описывает разработку мрамора в Рускеале: «В Рускальском погосте в 30 верстах от Сердоболя внутрь земли, близ большой дороги к Нейшлоту, находится в горах, прилежащих к шведской границе, известная Рускальская мраморная ломка, где добывается мрамор наиболее пепельного цвета с желтыми и зеленоватыми струями, но в кряже гор, которого окружность близ пяти верст простирается, находится также мрамор и других цветов, выключая голубой и красный, а именно есть там зеленый мрамор с примесью белых, желтоватых и черных прожилков и пятен, есть серый, белый и черный вместе струями, прожилками и полосами, есть несколько бурый и серый с белыми крапинками. Наиболее работа производится в горе Белой, где ломают пепельный мрамор, который тем лучше становится, чем далее работники в глубину подаются. Для сей работы нанимаются от казны вольные люди, и мрамор употребляется в С.-Петербурге на разные казенные здания. Его привозят сюда подрядчики на крепких галиотах, на которые нагружают оный за четыре версты от Сердоболя в реке Гелюле, впадающей в Сердобольскую губу. До пристани, на Гелюле находящейся, от Рускальской ломки считается около 30 верст, чрез которые мрамор возят сухим путем, что немалого стоит труда и иждивения».

Первые блоки декоративного рускеальского мрамора были доставлены в Петербург в 1766 году. На добыче мрамора работало «до 800 человек русских и чухонцев». Рускеальским мрамором украшали храмы и дворцы Петербурга, фонтаны Петродворца, колонны Царского Села и Гатчины. Только с 1769 по 1830 год здесь наломали 200 000 тонн мрамора. Широкую известность рускеальскому мрамору принесло строительство Исаакиевского собора (1819–1859), где камень из Рускеалы использовался для облицовки стен. В Национальном архиве Карелии сохранились четыре письма, написанные непосредственно Монферраном, об использовании всех оттенков белого мрамора для воздвижения архитравы (несущей балки, опирающейся на колонны) и синего мрамора для цоколя собора. К письмам приложен чертеж мраморных заготовок, предложенный Монферраном. Также один из документов содержит сведения о вознаграждении рабочих и мастеровых за проделанную работу по заготовке мрамора. После завершения строительства Исаакиевского собора мраморные ломки были оставлены. Местное население нашло применение обломкам мрамора: «Сметливые чухонцы, воспользовавшись множеством мраморных осколков, обжигают их на известь». Несортовой мрамор пережигали на известь до 60х годов XX века, а также перерабатывали на щебень, декоративную крошку, известковую муку; из сортового пилили плиты для станций метро. В настоящее время главный карьер Рускеалы рассматривается как памятник индустриальной культуры (горного дела) конца XVIII–начала XX века. Карьер (его длина – 450 м, ширина – 60–100 м, глубина – 30–80 м) затоплен до уровня верхнего подземного горизонта. Существуют разные версии затопления карьера. По одной из них, затопили карьер финны перед началом советско-финской войны 1939–1940 годов.


текст и фото: Виктор ЛЯГУШКИН

Новый комментарий

Войдите на сайт чтобы получить возможность оставлять комментарии.


№11-12 ноябрь-декабрь 2006

Содержание журнала






На главную Карта сайта Поиск Контакты