Бог велик, а Лес больше

Амазония глазами Андрея Куприна. Экспедиция в верховья одного из притоков Риу-Негру. Полная версия дневников 1994 года. Часть вторая

В сентябре 1994 года в Бразилию вылетела экспедиция в составе: Анатолия Хижняка, Андрея Куприна, Александра Белоусова и Николая Макарова. Их целью было проникновение в неисследованные районы Амазонии и попытка вступления в контакт с индейскими племенами яноманской группы. Сегодня мы продолжаем начатый в мартовском номере рассказ о приключениях россиян в южноамериканской сельве. Итак, левый берег реки Демени, базовый лагерь у границ индейской территории...

Страна Амазония

Пиранья – эту южноамериканскую рыбку знает почти каждый. Попробую рассказать о ней, основываясь на увиденном за два месяца пребывания рядом с этим «бичом амазонских рек». Кого-то, наверное, разочарует нарисованный мною образ, довольно сильно расходящийся с широко распространенным представлением о маленькой рыбке-убийце. И тем не менее, когда смотришь на бьющуюся на песке тридцатисантиметровую пиранью, понимаешь, насколько она может быть опасной. Тупая голова с мощными бульдогообразными челюстями, усаженными острыми, как бритва, треугольными зубами, в бешенстве пытающаяся сомкнуть их на каждом движущемся предмете, попавшем в зону досягаемости. А один раз брошенная на дно «Тайменя» пиранья, вцепившись со скрежетом в алюминиевую трубку каркаса, оставила на ней вполне различимые следы. Так что брать рыбу в руки рекомендуется, предварительно оглушив сильным ударом плоскостью мачете по голове. В том, что пиранья может перекусить сустав пальца, я ничуть не сомневаюсь.

Пираньи оставляли от рыбы, попавшей в сети, лишь головы да кусочки кожи. А запутавшись сами, резали прочный капрон как ножницами, хотя это вряд ли помогало им выпутаться. Все это так, но я позволю себе заметить, что пираньи на самом деле не так кровожадны, как их описывают в приключенческой литературе. Купание в кишащей ими реке не самоубийство. И если сначала мы с опаской поглядывали на поверхность воды, а войдя в нее, старались держаться у самого берега, чтобы успеть выскочить, то, пообвыкнув, просто перестали обращать на них внимание. Рассказы о моментально обглоданной до кости руке, неосторожно опущенной в воду, не более чем дань легенде. Хотя я допускаю, что стечение таких обстоятельств, как массовое скопление пираний в ограниченном пространстве, наличие крови в воде (небольшие, пусть даже кровоточащие раны, не в счет), может спровоцировать нападение этих хищников.

А вообще, пиранья – очень вкусная рыба, пусть и немного костлявая. Нам встретилось около десятка разновидностей, добрая половина из которых вообще были исключительно растениеядными. Нередкими гостями в сетях были различные виды сомов. Жирные, без мелких костей, они являлись самой желанной добычей. Нельзя не упомянуть и хищную рыбу, отдаленно напоминающующуку, с одной интересной особенностью: на конце нижней челюсти у нее находятся два иглообразных клыка, длиной около пяти сантиметров, при общей длине рыбы не больше сорока. Естественно, они не помещаются в ротовой полости, но при смыкании челюстей не выступают по бокам, как можно было бы предположить, а проходят сквозь отверстия в передней части головы, выходя наружу неким подобием шипов. Однажды наши сети принесли совсем уж необычную добычу. Правда, попалась она, когда снасти сохли на берегу. Полуметровая зеленая игуана, наверное, довольно долго барахталась в цепких капроновых нитях, тщетно пытаясь освободиться. И к тому времени, когда мы ее обнаружили, была уже мертва. Сельва не прощает беспомощности, солнце и насекомые сделали свое дело. Глядя на безвольно повисшую голову, облепленную прожорливыми трехсантиметровыми мухами, всем стало как-то немного не по себе.

Наш лагерь, по большому счету, можно было бы назвать курортным местечком. Роскошное экваториальное солнце, белоснежный песчаный пляж, сочная зелень вокруг, теплые воды реки плюс фантастическая рыбалка! Но постепенно все это заслонили насекомые. За несколько дней наши лица и остальные части тела покрылись сплошным узором кровавых точек, остающихся после укусов местной мошкары. Больше всех страдал Володя, и хотя он не жаловался, отшучиваясь, что, мол, мошки тоже хотят кушать, смотреть на него становилось просто страшно. На теле появились кровоточащие язвы, осложненные солнечными ожогами, руки и ноги опухли, организм с трудом боролся с огромным количеством яда, поступающего в кровь с тысячами укусов. Ну хватит об этом, ведь мы уже несколько дней живем на берегу реки, посреди тропического леса.

Если отплыть недалеко от лагеря в заводь, которая образовалась на крутом повороте русла, можно часами наблюдать – конечно, с приличного расстояния – многочисленных обезьян, с веселыми криками прыгающих по ветвям склонившихся над водой деревьев. Во время одной из вылазок в сельву произошло более близкое знакомство с крупной паукообразной обезьяной. Мы вышли на нее неожиданно и оказались на расстоянии метров десяти друг от друга. В первый момент она, видимо, опешила и несколько секунд удивленно смотрела на непонятных существ. Володя стал доставать фотоаппарат. Дальше все произошло молниеносно. Схватив огромную палку, «милое создание» метнуло ее в сторону непрошеных гостей. Снаряд, судя по всему, предназначался многострадальному Новикову. Он с трудом успел отскочить. Сила, с которой тяжеленный сук пролетел у его головы, заставила по-иному взглянуть на беззаботно скачущих по верхушкам деревьев длинноруких соседей.

Река была густо населена кайманами. Огромные дыры в наших сетях и следы на песке не оставляли повода для сомнений в этом. Но днем их, к сожалению, не было видно. И только к ночи кайманы выползали на берег недалеко от палаток. В свете фонаря глаза их горели оранжевым огнем. Но стоило подойти ближе чем на пятнадцать метров, как они с шумом прыгали в воду.

Мир звуков вокруг очень необычен: крики попугаев, обезьян, постоянный звон цикад. Но как-то утром на нас обрушился звук, который по своей громкости и неожиданности нешел ни в какое сравнение со всем услышанным ранее. Вы знаете, как кричит обезьянаревун? Судя по ее названию, мне всегда казалось, что это должен быть очень громкий и пронзительный рев. На самом же деле... Описать это невозможно, наиболее подходящие сравнения – шум двигателя реактивного самолета, гул турбины или визг циркулярной пилы – дают весьма отдаленное представление, это нужно слышать. Крик ужасающей мощности, в котором начисто отсутствуют какиелибо привычные интонации. Разум отказывается верить, что это голос живого существа.

Мы вернемся через две недели

Обратимся, однако, к фактам, а они были мало утешительными. Все наши попытки выйти в первичную сельву закончились неудачей, и перед нами замаячила перспектива рубить тропу длиной в шестьдесят-семьдесят километров. Решение пришло как бы само собой: спуститься до места впадения в Демени реки Куэйрос и, поднявшись к ее истокам, то есть почти на сто двадцать километров вверх по течению, вплотную подойти к Гвианскому нагорью, немного западнее намеченного района. Куэйрос, судя по карте, берет свое начало где-то в сельве километров за двадцать пять до горного хребта. В этот район никогда ранее не ступала нога цивилизованного человека; там, по рассказам Антонио, обитали спустившиеся с межгорных долин индейские семьи, не имеющие никаких контактов с внешним миром и не входящие в число объединенных вокруг Давида яноманских племен.

Итак, мы снова в пути. После почти недельного пребывания в лагере спуск вниз по реке приносит радость. Исчезла неуверенность последних дней. К концу вторых суток высаживаемся на той же песчаной отмели, где более двух недель назад простились с Лопорино и Педро. Опять ставим базовый лагерь.

Здесь нужно сделать небольшое отступление для того, чтобы объяснить наши дальнейшие действия. Течение Куэйрос превосходит по скорости течение Демени, и подъем вверх по реке предстоял очень сложный. «Нерпы», как мы уже успели убедиться, были мало для этого пригодны, да и объем груза снижал нашу мобильность. Было решено разделиться: я, Анатолий Хижняк и Александр Белоусов на «Таймене» с минимальным количеством вещей, аппаратуры и продуктов в три весла уходим вверх по течению, а Владимир Новиков и НиколайМакаров остаются в базовом лагере, в какой-то мере страхуя наше возвращение. В их задачу также входило, производя радиальные вылазки, отснять максимальное количество фотоматериала о богатейшем растительном и животном мире, окружавшем место слияния двух рек.

На следующий день мы с Колей решили провести разведку, и пока Хижняк с Белоусовым занимались разделением груза, ушли на «Таймене» вверх по Куэйрос. Пробравшись через лабиринт затопленного леса, мы примерно через час оказались в русле шириной не более сорока метров и сразу же почувствовали быстроту течения. Лодка буквально вязла в нем. Помогала рулевая система байдарки: она удерживала курс, и можно было грести в полную силу обоими веслами. В целом наша дневная вылазка дала положительные результаты: мы выяснили, что за день можно проходить километров пятнадцать, по крайней мере, в нижнем течении. В принципе, подъем к истокам казался делом вполне реальным.

Утром настало время расставания. Загрузив в лодку наш невеликий багаж и пожав друг другу руки, мы отчалили. По предварительным прикидкам, разделение не должно было продлиться более двенадцати дней; на этот же срок, по очень скромным нормам, был рассчитан наш запас продуктов. Но судьба распорядилась иначе, и природа внесла коррективы в наши планы.

Петли Куэйрос

Поначалу пейзажи были мне знакомы по вчерашней вылазке, и я с удовольствием исполнял роль проводника. А в одном месте, где река делает поворот почти на сто восемьдесят градусов (что, кстати, было не редкостью и сильно снижало реально пройденное расстояние), во время разведки мы заметили промоину шириной около двух метров. Она соединяла петли реки естественным каналом, пройдя по которому с десяток метров против очень сильного течения, нам удалось сократить не менее трех с половиной километров пути.

Это словно затерянный мир. Река, никогда не слышавшаяшума мотора. Берега, вытянувшие почти параллельно черной воде стволыпальм с причудливо изогнутыми верхушками. Непрерывные повороты русла, удлиняющие расстояния, одновременно помогают двигаться против течения. Заходя по внутреннему радиусу, мы резко бросаем лодку наперерез струе и, изо всех сил работая веслами, смещаемся под защиту противоположного берега.Причем в момент выхода на стремнину нос байдарки нередко захлестывает потоком.

На ночь ставим одну из захваченных с собой сетей. Пока возможно, нужно экономить продукты. Хотя грести целый день против течения, усиливающегося с каждым километром, питаясь одним рисом, сложновато. Наконец находим единственный отмеченный на карте приток. Он сильно заболочен и почти неразличим, но дает возможность определить наше местоположение. Результат довольно безрадостный: мы продвигаемся раза в два с половиной медленней, чем рассчитывали. И совершенно ясно, что план достижения верховий за пять-шесть дней – просто утопия.

Отплыв километра на полтора, начинаем подыскивать место для ночевки. Сидящий спереди Белоусов показывает на высокий обрывистый берег: похоже, сельва не подступает там к самому краю и, скорее всего, есть место для установки палатки. Не без труда поднявшись по песчаной осыпи на почти четырехметровую высоту, мы не поверили своим глазам. За месяц пребывания в тропическом лесу так привыкаешь к отсутствию открытых пространств, что они начинают восприниматься как нечто неестественное. Однако в данном случае неестественность действительно имела место.

Джунгли

Географически мы находились в двухстах километрах севернее экватора в зоне сплошных экваториальных лесов. А перед нами, насколько мог охватить взгляд, простиралась полупустыня с редкими деревьями и кустарниками, с жухлой травой, пучками торчащей из белого, а местами – почему-то черного песка. Но это не результат неразумных вырубок, не экологическая катастрофа. Хозяйственная деятельность человека пока еще не коснулась этого района. Здесь произошли какие-то природные процессы. И все же именно стоя в пустыне, расположенной в самом сердце амазонских лесов, понимаешь хрупкость и ранимость этой экологической системы, древнейшей на земле.

Некоторые ученые называют Амазонию пустыней, в которой растут деревья. Дело в том, что плодородный слой почвы в реликтовом лесу почти отсутствует. Растения кормят сами себя. Упавшие деревья и листва, разлагаясь, отдают минеральные вещества растущим. Такая схема очень уязвима, но она работает уже тысячи лет. Кстати, само слово «джунгли» означает, как это ни странно, пустыню. Ошибка англичан, перенявших его у коренного населения Индии, пусть так и останется ошибкой, но дождевой тропический лес не должен стать «джунглями» в первоначальном смысле этого слова.

Я, однако, немного отвлекся, ведь найденная нами полупустыня все же несла на себе отпечаток величественного окружения тропических лесов. То и дело между кустарниками, словно огромные жуки, порхали колибри, а в лощине, что спускалась к реке, на песке оставил свои следы хозяин этих мест – ягуар. И хотя он, судя по размеру отпечатков, был еще молод, мы поневоле стали внимательнее вглядываться в темноту, укрывшую лагерь...

Ужин состоял из фориньи – крупы, приготовляемой из маниока, и чашки чая. После того как все было сварено и съедено, предстояла еще довольно специфическая работа по зарядке аккумуляторов видеокамеры. На огонь ставилась специальная кастрюля, изготовленная московскими умельцами на основе отходов космической промышленности. Подсоединялся аккумулятор, и в течение двух-трех часов поддерживался постоянный огонь определенной интенсивности. Принцип работы этого изделия заключается в разнице температур кипящей воды и нагреваемого на огне дна, что порождает разность потенциалов на клеммах. Не залезая в дебри, скажем, что эта штука все же работала. У нее, правда, было два минуса: первый и самый главный – вес больше четырех килограммов. Впоследствии, когда лодку пришлось оставить, это оказалось весьма существенным. Второй – неожиданный. В наших многочисленных перелетах это «чудо техники» воспринималось работниками службы безопасности аэропортов как тщательно замаскированная бомба. Массивная, с толстым дном и отходящими проводами, она невольно внушала уважение. Но если вШереметьево в конце концов дознались, что это такое, то бразильцы просто махнули рукой и пропустили с ней в салон самолета. В том, что это не бомба, мы их не совсем убедили – вероятнее всего, решающим фактором явилось наличие у нас обратных билетов. Смех смехом, но если бы не этот теплогенератор, о съемках фильма пришлось бы забыть.

Царство ара

Прошло уже двенадцать дней, как мы ушли из базового лагеря на берегу Демени, но о возвращении пока не может быть и речи. Куэйрос – наш проводник в океане сельвы – заметно сузился. Продвигаться по нему становится все сложнее, а усиливающееся течение, признак приближения гор, заставляет вкладывать в каждый гребок столько сил, словно он последний. Но за ним следует еще один, и еще, и кажется – этому не будет конца...

Зеленые стены, образующие берега, все чаще смыкаются над головой туннелем, с трудом пробиваемым лучами экваториального солнца.

Поражает огромное количество попугаев. Ста километрами ниже нам одинаково часто встречались оба наиболее распространенных в Южной Америке вида: зеленые, смешно трепыхающие в полете крыльями короткохвостые амазоны, и ара – самые большие из существующих ныне попугаев. А верховья Куэйрос с полным правом можно назвать королевством ара. Сине-желтые, красно-синие, сидящие на деревьях и с громкими противными криками пролетающие над нами. Они разбавляли мрачную массу леса, надвигающуюся со всех сторон.

Впрочем, эта масса, как и река под нами, были полны жизни, но жизни, скрытой плотной зеленой завесой и темной коричневокрасной водой. И лишь изредка она выплескивалась на освещенное солнцем пространство огромной голубой с металлическим блеском бабочкой морфидой, гигантской двухметровой выдрой лондрой, высовывающей над водой голову с темными выразительными глазами; кайманом, бросающимся в реку при нашем приближении. Отдельно хочется остановиться на дельфинах – да-да, я не оговорился, именно дельфинах. То, что в Амазонке пресноводные дельфины со странно звучащим названием «ития» водятся в большом количестве, известно многим, но мы были удивлены, встретив их в верховьях Куэйрос при ширине реки не более десяти метров. Они всплывали рядом с байдаркой, шумно выдыхали воздух и исчезали, но ненадолго. Их явно интересовал странный предмет, неуклюже двигающийся против течения. Любопытный эпизод, приведший нас в некоторое замешательство, произошел, когда мы остановились передохнуть на узкой полоске кварцевого песка. Глубина около берега была не более полуметра, течение в образовавшейся заводи почти отсутствовало, как вдруг на поверхности появился огромный горб воды, который довольно быстро стал двигаться на нас. Горб был так велик, что вода частично обнажила дно. Казалось, еще миг, и из разорвавшейся черной массы поднимется чудовище, но вместо этого раздался характерный дельфиний вздох. Что делал дельфин в реке, которая выходила из берегов от его движений, осталось для нас загадкой.

Сроки проведения экспедиции с сентября по ноябрь определялись именно с учетом низкого уровня воды и незначительных осадков. И хотя некоторые берега остались полузатопленными, основная их часть поднялась на полуметровую высоту, а обнажившиеся пляжи не только дополнили картину буйной растительности ослепительно белым песком, но и оказались идеальным местом для ночевок. Впрочем, несколько раз река и здесь показала свой норов. Палатка стояла на узкой полоске песка, над головой было чистое звездное небо. Все предвещало относительно спокойную ночь, но где-то около двух часов вода вошла под полог. Ее уровень поднимался так стремительно, что мы с трудом успели убрать в лодку аппаратуру и часть вещей. В довершение ко всему пошел дождь. Отступать было некуда. Сельва по берегам – это стена, особенно ночью.

Рассвета дожидались под ливнем, по колено в воде. Впрочем, встречался и обратный вариант, когда привязанная к крутому берегу байдарка утром оказывалась частично подвешенной на швартовочном конце. В целом суточные колебания уровня иногда достигали полутора метров. Они были, вероятно, связаны с дождями в отрогах Гвианского нагорья.

В один из дней на очередном повороте реки нас ожидал сюрприз. Те, кто представляет сельву краем, кишащим дикими зверями, не поймет редкости открывшегося нам зрелища. На берегу, примерно в десяти метрах от лодки, стоял ягуар. Можно месяцами бродить по тропическому лесу и ни разу не увидеть это прекрасное животное. К сожалению, созерцание продолжалось недолго. Зверь бесшумным прыжком скрылся в прибрежных зарослях. Я не выдержал искушения: осознавая полную бессмысленность своего поступка, ухватился за свисающий откуда-то сверху ствол лианы и выбрался на берег. Несколько ударов мачете, и лес сомкнулся вокруг меня. Ничто, кроме непривычной тишины, не говорило о присутствии где-то рядом самого страшного хищника амазонской сельвы. Хищника, в которого, как считают индейцы, переселяются души великих воинов.

На «Таймене» сквозь лес

И вот снова неожиданность – не указанный на карте левый приток. Не ручей, вытекающий из сельвы, а полноценная река. Наносим ее на специально извлеченную по этому «торжественному» случаю из защитной герметичной целлофановой упаковки, но, тем не менее, довольно потрепанную, карту. Даем название: приток «Русский». Написав это слово, с особой остротой понимаем, как далеко мы зашли. Нами овладевает чувство, которое, наверное, испытывали первопроходцы прошлого. И пусть они открывали целые континенты, а мы – лишь речку шириной не более двадцати пяти метров и к тому же неизвестной протяженности. Просто не надо забывать, что сейчас последнее десятилетие двадцатого века и на нашей планете практически не осталось белых пятен.

Очень хочется исследовать находку, но на это нет уже ни времени, ни сил. Поднимаемся на несколько сот метров вверх по течению Русского, одного из сотен притоков Амазонки, с целью окончательно убедиться в том, что это настоящая полноводная река, и возвращаемся в основное русло Куэйрос.

Мы забираемся все дальше вверх по реке, исчезли пляжи, а скорость течения стала предельной для передвижения на веслах. Во всем чувствуется приближение чего-то неведомого, таинственного, и это придает силы. А между тем происходило действительно нечто странное. Вдруг пропала река. Ее поверхность целиком перекрыли густо переплетенные ветви и лианы, образовывая тупик. Было совершенно непонятно, куда плыть дальше. И только течение указывало на то, что Куэйрос еще «жив». Пытаемся войти в эту спутанную массу. Метров через десять оказываемся со всех сторон окруженными цепким зеленым хаосом. Расстояние между этим, обильно покрытым колючками, клубком и поверхностью воды минимально. Буквально распластавшись по «байде», передвигаемся, хватаясь за опутавшие нас живые сети. Через некоторое время становится ясно, что мы плывем напрямую через лес. По крайней мере, какое-либо подобие берегов и русла отсутствует. Что это? Верховье? Но если мы не ошиблись в привязке к местности и не врет карта, то впереди еще минимум километров двадцать реки. Выбора нет, продолжаем двигаться дальше.

Саше пришлось отложить весло и взяться за мачете. Он рубит тропу. Тропу по реке Куэйрос. Прошло около трех часов, когда сельва внезапно расступилась и мы снова оказались в русле. Все вздохнули с облегчением – ведь скоро должно было стемнеть, и пришлось бы ночевать в байдарке. Снова над головой светило солнце, а странный симбиоз реки и леса густым зеленым туманом опустился за кормой. Мы вошли, но, кажется, кто-то очень могущественный бесшумно, но плотно прикрыл дверь за нашими спинами. И почти сразу к ставшим уже привычным голосам леса сначала почти неразличимо, но с каждой минутой все более настойчиво начал примешиваться глухой шум. И вот он уже полностью вбирает в себя все другие звуки. Ревет молчавший до этого Куэйрос. А через мгновение гул обретает зрительный образ. Это просто великолепно! Изогнутые причудливыми кольцами стволы пальм образовывали что-то вроде триумфальной арки. Ее подножие выстлано серым гранитом, смотрящимся песчинкой, тонущей в безумном океане зелени. А из-под этого свода вырывается на свет темно-коричневый, вернее, даже янтарный, водопад, оглашая окрестности ликующим криком. И надо всем этим – бесконечно-голубое небо, с пронизанными вертикальными лучами солнца и от этого как бы светящимися изнутри облаками.

Мы чувствовали, что грядут перемены. Я отметил, что это первые обнаженные каменные поверхности, которые мы увидели с того дня, как покинули барселусскую пристань. Все говорило о близости гор.

Порог довольно велик, с суммарным перепадом около пяти метров. Короткий отдых у его подножия на разорвавшей сельву ровной площадке из монолитного гранита, величиной с четвертьфутбольного поля, чью девственность не нарушал ни один клочок зелени. Решаем брать препятствие «в лоб» и, не разгружая байдарку, протащить ее сквозь беснующийся поток, покрытый коричневой пеной. Александр хочет обязательно отснять этот эпизод, так что поднимать «Таймень» по нагромождению глыб, покрытых полуметровым слоем воды, предстоит вдвоем. С трудом поднявшись на верхнюю грань порога, Саша машет рукой, показывая свою готовность. И мы пошли. Я впереди, Анатолий упирается в корму. Ну, с Богом.

Поток старается сорвать ноги с камней, но все же шаг за шагом мы двигаемся вперед. Преодолев почти половину пути, натыкаемся на мелкое место. «Байда» плотно садится нашероховатый камень, приходится тащить ее резкими рывками, буквально юзом. Мысленно благодарю Макарова – он проклеил дно велотрубками, иначе шкура «Тайменя» ни за что бы не выдержала такого варварского наждачного обращения. Чуть выше – довольно глубокийжелоб. Делаю шаг, и вода поднимается выше колена. Чувствую – еще мгновение, и меня смоет. Вдруг, услышав сверху предостерегающий крик Белоусова, поднимаю голову и вижу, как, прижав к себе камеру и хватаясь за торчащую рядом глыбу, он с трудом пытается удержаться на ногах, влекомый неизвестно откуда взявшимся подобием волны. Глядя на эту удвоеннуюмассу воды, летящуюнавстречу чернымтараном, успеваю подумать, что не устою. В следующее мгновение все смешалось, правда, чувствую, что нос байдарки еще у меня в руках и нас кудато тащит, попутно притирая ко всем попадающимся на пути валунам. Наконец удается зацепиться ногами за дно и остановить хаотичное падение. Сквозь брызги, заливающие глаза, вижу, как Толя, оказавшись на корпус лодки выше по течению, стоит на камне и изо всех сил пытается удержать рвущуюся из рук корму. Кое-как выбираемся на берег. Странный сброс воды, чуть не оставивший нас без вещей, продуктов и, что самое неприятное, без видеокамеры, иссяк.

Вторая попытка оказалась более удачной. Забегая вперед, скажу: это был не последний порог, давшийся нам так тяжело. А силы были уже не те, основная причина чему – недоедание.

Река уже не давала рыбы. Карабин постоянно делал осечки, да и вообще охота была делом довольно проблематичным.Наша дневная норма, состоящая из четверти кружки орешков, столовой ложки меда и примерно двухсот граммов каши, приготовленной из залитой кипятком крупы маниока, уже не восполняла потерь энергии. Особенно изматывали завалы, они встречались почти через каждые сто-двести метров. Пробираться сквозь них, проталкивая лодку под стволами или перетаскивая через нагромождение ветвей, становится все труднее, и жизнь превращается в какой-то кошмар. А в некоторых особо непроходимых местах в ход идет мачете – приходится перерубать довольно толстые стволы.

Продолжение следует…

текст: Андрей КУПРИН
рисунки: Руслан ГОНЧАР