Спасенные на зимнике, или Операция «Пьяные ханты»

Особенности общения с отдельными представителями северных народностей

Оказать помощь попавшим в беду — закон путешественников. Но как быть, если спасаемые ведут себя так, что их хочется собственноручно убить?

Ночной зимник. Если убрать романтический ореол, окружающий эти слова, останутся высвеченная фарами колея на утрамбованном снегу, поземка, текущая через дорогу, и красные огоньки габаритов идущей впереди машины, покачивающиеся в такт рельефу. Рация молчит, компаньон спит, тихо играет музыка, сливаясь с ровным рокотом дизеля. Именно так и проходит львиная доля экспедиционного времени.

Три часа ночи. Стараясь не сильно прыгать на кочках, чтобы не разбудить Виталика, я прокручиваю в голове день прошедший. А сложился он вполне удачно: прошли 250 км зимника Надым — Салехард, заехали на заброшенную зону сталинских времен, встретили оленеводов, пофотографировали оленей на вольном выпасе, купили у рыбаков строганины. До выхода на шоссе осталось всего ничего. Ожила рация, нарушив вялое течение мыслей.

Без снегохода не поеду

   — Леня, тут человек по зимнику идет, — передавал Артем из головной машины.
   — Сейчас узнаю, что случилось.
   — Что там? — сонно спросил Виталик.
   — Да не знаю пока.
   — Леня, у него снегоход сломался, просит подвезти. Я его к тебе отправил.
   — Принято.

К машине подошел человек: меховая расшитая одежда, шапка с ушами вразлет и иней на усах и бороде. Хант.
   — Чем помочь? — спрашиваю

Молчит. Смотрит на меня — взгляд стеклянный: то ли замерз, то ли пьян. Скорее всего и то и другое.
   — Я говорю, помочь чем?
   — «Буран» сломался. Подвези до Аксарки.
   — Подвезем. Сейчас, подожди минутку.
   — Мик Немодному.
   — В канале.
   — Миша, посади к себе человека.
   — Хорошо.
   — Иди садись вон в ту машину.
   — А «Буран»?
   — Что «Буран»?
   — «Буран» надо забрать.
   — Куда я его тебе заберу? На крышу? В бардачок? Иди садись, довезем до Аксарки, а там сам решай, как за снегоходом возвращаться.
   — Без снегохода не поеду!

Все-таки он пьян, причем сильно.
   — Слушай, дружище, решай сам. Хочешь — мы тебя подвезем, не хочешь — не подвезем.
   — Без снегохода не поеду.
   — Ну, как знаешь, — и в рацию: — Тема, продолжаем движение.

Едем дальше. На душе кошки скребут — бросил человека на зимнике.

Ладно, думаю, доедем до снегохода, а там подумаем, что делать. А вот и снегоход, да не один, на нем еще два человека — мужчина и пожилая женщина. Останавливаемся. Мужик подходит к нам.
   — Брата не видели? Туда ушел, — тоже пьян. Да что же это такое?
   — Видели. По зимнику идет.
   — Вернуть надо. Он пьяный, замерзнет.
   — Хорошо. Тема, жди здесь. Миша, возвращаемся.

Разворачиваемся с трудом. Дорога переметена, к тому же твердый снег изрыт глубокими колеями от тяжелой техники. Подбираем ханта. Он упирается. С трудом объясняю, что заберем и снегоход, и всех остальных. Подъезжаем обратно.
   — Ну что, Артем, цепляй к себе снегоход, — поворачиваюсь к хантам. — Кто на снегоходе поедет?
   — Я, — отвечает пьяный подобранный.
 Хорошо. Ты в эту машину садись, а вы, — обращаюсь к матери братьев, — вон в ту идите.

Ханты радуются, что все так хорошо складывается. Мать садится в машину Артема и Валеры. Братья достают из деревянного ящика, выполняющего роль прицепа, бутылку водки и мгновенно выпивают ее, как холодную газировку в жару, — из горла большими глотками. Стою и смотрю на все это. Руки непроизвольно сжимаются в кулаки — очень хочется дать в морду каждому из них. Сдерживаюсь.

Спасательная операция

Прицепляем снегоход к Patrol, продев трос через ухо на лыже и привернув шаклом к корпусу. Мгновенно опьяневшие до бессознательного состояния ханты беспрерывно просят сигареты и путаются под ногами. Наконец трос прицеплен.

Спускаем колеса. Ко мне подходит пьяный старший брат подобранного.
   — Начальник, довези до Аксарки, ляжку оленя дадим.
   — И так довезем, не надо ничего, отойди не мешай.
   — Начальник, водка есть? Дай водки.
   — Нет водки.
   — Начальник, водка есть? Давай ляжку оленя на водку менять.
   — Нет у меня водки. Отвали.
   — По машинам, — командую я.

Ханты мгновенно достают вторую бутылку и выпивают ее.

Подобранный с трудом залезает на снегоход. Ко мне опять подходит старший.
   — Я в первой машине поеду.
   — Ты поедешь там, где я тебе сказал. Иди и садись.
   — Меня в первую машину надо! — машет руками пьяный этнос. — Я буду дорогу показывать.
   — Зимник прямой, дорогу показывать не надо.
   — А я хочу ехать в первой!

Задерживаю дыхание, считаю до трех.
   — Значит так, слушай меня! Знаешь, что это? — обвожу рукой машины. — Это экспедиция. А я знаешь кто? Я начальник экспедиции. Не хочешь ехать в той машине, лезь в ящик за снегоходом.

Хант молча уходит и залезает в ящик.

Рассаживаемся по машинам. Начинаем движение. Первым едет Артем на Patrol с «Бураном» на хвосте, за ним — мы на «крузаке». Виталик держит тангенту радио станции в руке, чтобы оперативно сообщить Теме, если пьянь перевернет снегоход. Колонну замыкает Patrol Миши.

Тягач начинает греться. Делаем рокировку. Я цепляю снегоход, а место страхующего занимает Тема. В это время старший брат вываливается из ящика, короткими переходами добирается до машины Миши, где с трудом забирается на пассажирское сиденье.

Едем дальше. Стараюсь поддерживать ровную скорость, чтобы не дергать и без того болтающийся, как… ну, в общем, сильно болтающийся снегоход. Задача усложняется тем, что зимник изрыт глубокими колеями. Пытаюсь идти по самому краю дороги, чтобы «прицеп» шел ровно, а не валился боком в колеи, срываюсь, и машина по фары закапывается в рыхлый снег. Виталик разматывает лебедку, Тема встает на позицию якоря, Миша подсвечивает фарами. Штатную работу экспедиционной команды нарушают лишь путающиеся под ногами пьяные ханты.

Сорвавшаяся премия Дарвина

Едем дальше. До Аксарки — 30 км. Я больше не рискую и иду по центру дороги. Скорость— 40 км/ч.
   — Леня, по-моему, хант замерзает, — слышится в рации голос Артема.

Смотрю в зеркало. И правда, снегоходчик уже не откренивается в поворотах, а возвышается над рулем неподвижным столбиком.
   — Виталя, похоже, он там окукливается.

Останавливаюсь. Со снегохода плавно, как замороженный Терминатор, слезает человек.
   — Ты что?
   — Холодно очень. Руки замерзли. Дайте перчатки.
   — А твои где? — спрашиваю, глядя на голые посиневшие руки.
   — Нет у меня.

Шлема нет, очков нет, перчаток тоже нет — это он так на снегоходе ездит. Алло, это премия Дарвина? У меня тут есть твердые номинанты.

Подходит Виталик и дает нашему попутчику вязаные перчатки. Какие-никакие, а лучше, чем с голыми руками.

Едем дальше. Держу скорость не больше 20. От монотонности начинает клонить в сон.
   — Леня, ты в канале? Тут проблема.
   — Да, Миша, слушаю, в чем дело?
   — Тут товарищ говорит, что мы не туда едем.
   — Понял, останавливаюсь.

Выходим из машин. Со снегохода слезает совершенно трезвый младший брат, от машины Миши идет в хлам пьяный старший.
   — Начальник, не туда едешь! Ты поворот проехал.
   — Не было никакого поворота.
   — Как не было? Был же, только что проехали! Направо дорога была.
   — Так там снегоходная дорога.
   — Вот, нам туда надо.
   — Я тебе снегоход, что ли? Не проедем мы там. Ты в Аксарку просил отвезти — вот дорога на Аксарку, нам еще 10 км. Все нормально.

Хант машет руками и пьяно орет, что мы ничего не понимаем, а он один все знает. Предлагаю ему продолжить движение пешком по снегоходным следам. Подходит мамаша и начинает благодарить за то, что мы их спасли. Объясняю, что еще не спасли, и прошу вернуться в машину. Она не слушает и благодарит дальше. Пьяный сын говорит ей что-то короткое на родном языке. Женщина перестает благодарить и мигом оказывается в машине. Предлагаю старшему заменить за рулем младшего и дать ему погреться в машине. Тот машет рукой: не буду менять, пусть трезвеет. Покачиваясь, он уходит к машине Миши.

Едем. Эвакуация продолжается второй час. Периодически останавливаемся, чтобы снегоходчик отогрелся. Оба ханта сразу же начинают клянчить сигареты и водку. Смотрю на них, воображение рисует картину избиения спасенных. Улыбаюсь своим мыслям, зажав руки в карманах, чтобы ненароком не махнуть по роже кому-нибудь из коренных жителей Севера.

Наконец впереди появляется свет фонарей. Вот и шлагбаум с будкой смотрителя на КПП. Зимник кончился. Останавливаем машины. Ребята идут отмечаться в журнале регистрации, а ко мне подходят ханты.
   — Дальше повезешь?
   — Куда дальше? Вы же в Аксарку просили довести. Вот она: телефон, теплушка. Дальше вы уж сами, а мы на асфальт и в Салехард.
   — Нам дальше надо. В поселок Юбилейный. Вон туда, — неопределенный взмах рукой в сторону темной тундры.
   — Слушай, дружок, я тебе не такси. Дальше сам разбирайся.

Ханты мгновенно перестают понимать по-русски и начинают объяснять, как лучше добраться до оленеводческого поселка. Но весь мой лимит «гуманятины» они израсходовали.
   — Короче так: отцепляем снегоход.

Ханты смотрят на меня молча, не делая попыток отвязать трос. Иду сам. Отцепляю шакл, сматываю трос в бухту и кладу в багажник.
   — Так что, начальник, дальше-то не повезешь?
   — Не повезу, — смотрю на них недобрыми глазами.

Ханты выдерживают театральную паузу, давая мне возможность одуматься, но я непреклонен.
   — Ну ладно. Спасибо тогда.

Ханты отходят, из темноты появляется еще один представитель местного населения, и они начинают бурное обсуждение. Несмотря на то что ни слова не понимаю из их диалекта, я абсолютно убежден, что разговор идет не о том, как буксировать до дома сломанный снегоход, а где бы сейчас достать водки. Что же это за люди-то? Ведь чудом выжили. Не встреться им мы, замерзли бы на зимнике, причем исключительно из-за собственной пьяной глупости. Насколько можно не дорожить своей жизнью, чтобы напиваться в хлам, стоя у сломанного снегохода в 30 км от жилья ночью в тридцатиградусный мороз?!

Возвращаются ребята. Рассаживаются по машинам.
   — Ну что, поехали? — спрашивает Виталик.
   — Поехали. Слушай, Виталя, сядь за руль. Я спать. Устал.

текст: Леня НЕМОДНЫЙ
рисунки: Катя ЧУДНОВСКАЯ