Бог велик, а Лес больше

Амазония глазами Андрея Куприна. Экспедиция в верховья одного из притоков Риу-Негру. Полная версия дневника 1994 года

Все нижеописанные события происходили более десяти лет назад в самый разгар процесса, известного как Перестройка. Но в данном случае речь не о реставрации капитализма в России. Итак… В сентябре 1994 года из Москвы в Бразилию вылетела экспедиция в следующем составе: Анатолий Хижняк, Андрей Куприн, Александр Белоусов, Владимир Новиков и Николай Макаров. Их целью было проникновение в ранее не исследованные районы Амазонии, сбор семян для передачи в Главный ботанический сад Российской Академии наук и попытка вступления в контакт с дикими племенами индейцев яноманской группы. Казалось бы, при чем здесь оффроуд?..

До того момента, когда шасси «Боинга» должно было коснуться взлетнопосадочной полосы международного манаусского аэропорта, оставалось каких-нибудь пять минут. Под светло-салатовым крылом с надписью «Trans Brazil» – город, раскинувшийся по левому берегу черной реки и окруженный с трех сторон темно-зеленым океаном сельвы. С высоты видно, как Риу-Негру и Салимонос, слившись и став величайшей рекой мира (на бразильских картах название Амазонка появляется только после слияния этих гигантских рек), текут параллельно в одном русле, не смешивая свои черные и белые воды на протяжении почти ста километров.

Манаусские зарисовки

Итак, Манаус, столица штата Амазонас, территориально самого крупного бразильского штата, который одновременно может похвастаться и наименьшей плотностью населения. Этот город так старательно смешивал кровь белых переселенцев, негров и индейцев, что сегодня и сам не знает своей национальности. Короче, это бразильский город. Если, стоя у карты, попробовать определить местонахождение географического центра Амазонской низменности, то взгляд неизбежно упрется в район Манауса. Какой же он, этот миллионный спрут, вросший в самое сердце южноамериканской сельвы?

Сегодня Манаус снова вступил в полосу бурного экономического развития, первый всплеск которого приходится на период каучуковой лихорадки. Именно в те, золотые в буквальном смысле слова, годы произошло рождениеМанауса как города и как столицы штата. Тогда же, как символ богатства и просвещенности, было возведено известное своей помпезностью здание оперного театра, в котором не раз выступали актеры знаменитой парижской оперы, привозимые на одно-единственное представление с другого конца света. «Распухшие» на сокеюжноамериканского дерева-каучуконоса гевеи тугие кошельки землевладельцев выдерживали и не такое. С появлением синтетического каучука звезда Манауса стала клониться к закату. И лишь в последние годы, после объявления города беспошлинной зоной, наметился поворот к лучшему. Построенные совсем недавно заводы по производству бытовой электроники известныхфирм придали современному Манаусу роль крупного индустриального центра.

Стеклянные двери гостиницы, украшенные аляповатым изображением попугаев ара, а чуть выше – гордое: «Hotel Amazonas». Обслуживающий персонал, с достоинством носящий расшитые золотом фуражки, в недоумении смотрит на гору подозрительных вещей посредине устланного коврами пола. Каркасные рюкзаки и бесформенные брезентовые баулы внушают им чувства, в которых они явно не в силах разобраться. Чтобы прекратить эту лихорадочную, но тупиковую умственную деятельность, беру самый тяжелый рюкзак и передаю его самому щуплому носильщику, который, с грохотом уронив непосильный груз, начинает волоком тащить его к лифту, манерой передвижения напоминая перебежки солдата по простреливаемой местности. Рядом у стойки пожилой господин небразильской наружности долго и нудно объясняется с портье, постоянно показывая тому разное количество пальцев, причем последний так завороженно следит за его руками, что происходящее больше напоминает психотерапевтический сеанс.

В номере прохладно, работает кондиционер, но стоит выйти на балкон, как сразу попадаешь в липкие объятия экваториального вечера.

Когда я проснулся, солнце было уже высоко, что и неудивительно. Рассвет наступает здесь рано, в шесть утра. И закат в шесть, и так круглый год – в шесть рассвет, в шесть закат. Продолжительность дня и ночи, не вместе взятых, двенадцать часов. Несмотря на то, что термометр уже показывает двадцать восемь градусов в тени, на улицах достаточно оживленно – темп жизни замедлится ближе к полудню, когда начнется настоящая жара, а солнце займет свое место в зените.

Город – хаотичное скопище узких улиц, забитых легковыми автомобилями и автобусами; грузовиков почти нет, зато в изобилии маленькие развозные пикапчики. В марках особого разнообразия не наблюдается. Бразильские вариации Chevrolet и Volkswagen, судя по всему, практически полностью удовлетворяют спрос местного рынка, но попадается и экзотика, ярчайший представитель которой, отчаянно дымя, проскрежетал мимо, чтобы остановиться метров через сто у пивной. Там же, за поданной в пенопластовом контейнере (чтобы не нагревалась) ледяной бутылкой Brahma, я и разговорился с владельцем. «Хорошая машина?» – осторожно спросил я курчавого смуглолицего парня, кивнув на припаркованную в полуторах метрах темно-вишневую «Ниву». И лишь услышав радостное «Бом!», невозмутимо сообщил ему о своей национальной принадлежности. После минутной паузы недоверчивый манаусский поклонник волжских полноприводных автомобилей переспросил: «Руссо?!» – и, получив утвердительный ответ, с горячностью начал нахваливать проходимость «Лады», жалуясь, однако, на отсутствие запасных частей и высокую цену машины (что-то около четырнадцати тысяч долларов). В свою очередь, я поведал мучимому отсутствием деталей и информации владельцу о положении дел на исторической родине внедорожника. На том и расстались. Взревев прогоревшим глушаком, обшарпанный ВАЗ-2121 резко взял с места и вскоре скрылся из вида.

Но продолжим прогулку по Манаусу. Первые этажи прижавшихся друг к другу домов центральной части города образуют сплошной торгово-культурный ряд магазинов, кафе и мелких лавочек. Причем, у подавляющего большинства заведений полностью отсутствует входная дверь, как, впрочем, и стена, в которой эта дверь по идее должна бы находиться. Оба эти излишества с успехом заменяет опускаемая на ночь решетка.

Не кормите ягуара арбузами

Каждый уважающий себя большой город имеет свой собственный зоопарк, и Манаус здесь не исключение. Да и как же ему не быть в столице легендарной Амазонии.

Если какое-то вывихнутое колено судьбы забросит вас в Манаусскую губернию и вы соберетесь посетить тамошний зверинец, то будете несколько ошарашены, когда в месте, в которое вас настойчиво отсылали многочисленные указатели, вместо легкомысленных ворот, украшенных по традиции изображениями братьев наших меньших, увидите увенчанный тремя рядами колючей проволоки бетонный забор со стилизованным профилем оскаленного ягуара. Но странность заключается не в этой, в общем-то, весьма уместной эмблеме, а в надписи, ее окружающей: «Спецподразделение по борьбе с терроризмом в сельве». Зоопарк, значит... Но таблички не врали, и «оно» действительно перед вами, за этим полосатым шлагбаумом, охраняемым группой вооруженных автоматами людей в защитной форме.

Разобраться, кто в этой ситуации первичен, довольно сложно. То ли спецподразделение, отлавливая заодно с террористами некоторое количество представителей местной фауны, решило организовать у себя на базе зверинец (как выяснилось позднее, это полушутливое предположение почти соответствовало истине), то ли наоборот – сотрудники зоопарка, обремененные накопленным за годы отлова животных опытом, решили перейти на военное положение. Как бы там ни было, а зоопарк получился маленький, но симпатичный. Правда, населяют его животные, обитающие исключительно там, где, как было уже сказано, сотрудники зоопарка борются с терроризмом. Но, на мой взгляд, это делает его лишь более привлекательным.

Поражает непривычная доступность животных. В любую клетку можно просунуть руку и даже погладить. Причем это относится ко всем обитателям, начиная от маленькой шустрой макаки и заканчивая великолепным ягуаром. Никакого контроля, и лишь прохаживающийся вдоль клеток «зоосмотритель» с автоматом на груди да будка часового у бассейна с кайманами ненавязчиво намекают на необходимость придерживаться определенных правил. Хотя этим бразильцам, как ни намекай, все равно не понимают. Вот, к примеру, толстенный бразильский мужик, веселый, просто удержу нет! Такому хоть на десяти языках напиши: «Не кормите ягуара арбузами», он все равно будет это делать. Мне, впрочем, непонятно и легкомысленное поведение страшнейшего хищника амазонской сельвы: ну хорошо, сожрал половину – успокойся, так нет же, еще просит.

Порт одного океана

Тот факт, что океанские корабли могут подниматься вверх по Амазонке более чем на две тысячи километров, вплоть до порта Икитос, широко известен, но эта возможность, как мне показалось, воплощается в действительность не слишком часто. Что-то не видел я в манаусском порту суперлайнеров из Атлантики. Хотя, конечно, такое и не исключено.

Речной порт Манауса – блеклый, грязноватый, но естественный отпечаток Риу-Негру на лице города. Прибрежные строения на сваях или плотах представляют собой следствие почти десятиметровых сезонных колебаний уровня реки. Рыбный рынок, размазанный вдоль береговой линии, – обильный, разнообразный, шумный и, кажется, не имеющий никакого понятия о порядке, – притягивает каким-то особым очарованием. Воспринимаемый как музей под открытым небом, он демонстрирует огромное видовое разнообразие существ, населяющих амазонские глубины. Торговля ведется с прилавков, ящиков, разложенных на земле, или прямо из лодок. Правило всех рынков – отсутствие жестких цен – действует здесь в полной мере. Торговаться можно и нужно, конечная цена может отличаться от первоначальной в два-три раза. Характерная особенность: рыбу, по желанию, могут разделать прямо у вас на глазах. Очень быстро и в своеобразной манаусской манере. Несколько уверенных взмахов острым, как бритва, ножом, и она практически готова к приготовлению.

День подходил к концу, как-то незаметно стемнело, а еще через полчаса на засыпающий Манаус обрушилась стена тропического ливня, и город исчез, растаял под водяной завесой. Я молча стоял у распахнутого настежь окна гостиницы. Завтра утром мы покинем гостеприимную столицу Амазонии, чтобы, наконец, очутиться внутри этого неприветливого и загадочного мира, раскинувшегося на миллионы квадратных километров.

А дождь лил, перемешивая в одно мрачную сельву, бурлящую под порывами ветра поверхность реки и городские улицы, превращенные в мутные потоки. И продолжалось это бесконечно долго. Наверное, целую ночь...

Барселус

Был уже второй час ночи, когда дизельный речной корабль со звучным названием «Принцесса Амалия» подошел к барселусской пристани. С помощью команды торопливо перекидав на причал наш мало поддающийся учету и переноске багаж, мы проводили в з гл я д ом быстро удалявшиеся кормовые огни. Более неудобное время для прибытия в этот полурастворенный сельвой городок в пятистах километрах от Манауса вообразить сложно. Все же перспектива ночевки на пристани, хотя и не вызывала особого энтузиазма, учитывая последние две ночи, проведенные на крыше корабля, была вполне приемлемой. И лишь начавшийся под утро дождь привнес в надвигающийся рассвет некоторый оттенок промозглости и уныния.

Барселус. Это слово позднее стало для нас символом всего цивилизованного мира, городом возвращения. Ну а пока я с интересом вглядывался в каменные ступени, уходящие метров на двадцать вверх по довольно крутому берегу. Сезонные перепады уровня реки доходят до десяти метров. И только высота берегов спасает город от затопления.

Несколько улиц, сплошь уставленных магазинами, католическая селизианская церковь, заводь, поскрипывающая деревянными боками баркасов. Но, скользнув по городу, мой взгляд невольно останавливается на зеленой стене противоположного берега. И хотя это лишь представитель бесчисленных островов, разрывающих сорокакилометровое русло Риу-Негру, мне кажется, что именно там скрывается одна из самых древних тайн Земли – реликтовый дождевой лес Амазонии.Мы остановились в единственной в Барселусе гостинице. В наши планы входило пробыть здесь около двух суток. Предстояла еще масса дел: покупка оружия, продовольствия, выяснение обстановки в окрестностях. Самое сложное – найти проводника с моторной лодкой, который согласился бы подняться, насколько это возможно, по левому притоку РиуНегру – реке Демени.

Анатолий Хижняк отправился на переговоры в порт, а мы разбрелись по магазинам. Володя, наш фотограф, проявив незаурядную страсть к процессу сбивания цен, существенно снизил затраты на продукты. То из одной лавки, то из другой, а иногда казалось, что из нескольких одновременно, я слышал его неодобрительно-пронзительное: «Не жирная!» Причем это высказывание чаще всего относилось к вещам, имевшим к понятию «жирности» весьма отдаленное отношение. Как ни странно, это все же производило впечатление, и гермомешки для продуктов тяжелели с пугающей быстротой. К вечеру определились и наши попутчики, их оказалось двое: Лопорино и Педро, хорошо знавший район Демени. В общем, все шло более-менее по плану. Правда, начинал несколько беспокоить груз, состоящий из трех разобранных лодок, палаток, фото-видеоаппаратуры и невообразимого количества «нужных» вещей. Прошедший день добавил к этому списку карабин с патронами, продукты в расчете на полтора месяца, а также восемьсот литров бензина, необходимых для заброски. Стало ясно, что в одной лодке нам не уместиться. К тому же вечером, несколько раз сталкиваясь с Педро, мы настолько явно имели возможность проследить пугающую степень нарастания его состояния «легкого опьянения», что возникала неприятная мысль о возможном переносе срока отплытия.

Вообще, все наши предыдущие перемещения можно условно разбить на этапы:Москва–Рио-де-Жанейро (ИЛ-62), Рио-де-Жанейро–Манаус (Boeing 747) и Манаус– Барселус (речной кораблик). И лишь завтра, почти через полторы недели пребывания в Южной Америке, мы уходили в мир, ради которого и ступили на эту землю.

Хочется, правда, сказать еще пару слов о странностях Барселуса. Между прочим, это бывшая столица бразильской Амазонии, утратившая свое первенство и медленно пришедшая в запустение. Монументальные каменные пристани, аэропорт с кассой, залом ожидания и баром, где все двери закрыты на замки, где нет ни служащих, ни пассажиров, рождают ощущение, что город строился с размахом, достойным, наверное, лучшего применения. Количество машин и мотоциклов на главной улице города невольно вызывает улыбку. Дело в том, что из Барселуса не ведет ни одной дороги, вся связь с внешним миром – черная лента Риу-Негру да редкий самолет. Поэтому все машины сконцентрированы, пожалуй, на единственной асфальтированной улице, тянущейся параллельно берегу. Почти перед каждой поездкой их с любовью натирают полирующим составом, садятся и едут – недалеко: кто на сто, а кто и на шестьсот метров. Едут по делам или просто покататься.

Демени

Около часа дня наш караван, состоящий из двух связанных алюминиевых лодок и приводимый в движение сорокасильной Yamaha, наконец, тронулся в путь. Барселус располагается как раз напротив устья Демени, и прежде всего нам предстояло, огибая многочисленные острова, пересечь русло Риу-Негру, на что при нашей скорости около пятнадцати километров в час могло уйти часа три. То, что гигантская река осталась позади, мы поняли, лишь когда Педро, сделав своеобразный взмах рукой прямо по курсу, произнес: «Демени». И только чуть позднее стало заметно, что мы плывем вверх по течению однорусловой реки шириной около двухсот метров. Радовала появившаяся возможность ориентироваться, сопоставляя крутые повороты реки с имеющейся у нас пятикилометровой картой, составленной по данным спутниковой съемки. Совсем иное чувство возникало в плавании по бескрайним просторам Риу-Негру.

Наутро снова в путь. До сегодняшнего дня все было довольно просто. Равномерный шум мотора, вспугивающий прибрежных птиц, одновременно давал возможность смотреть по сторонам. Сидя на носу передней лодки и лишь иногда беря в руки видеокамеру, чтобы снять то, что казалось наиболее интер е с ным, я всматривался в каждый поворот реки, словно в ожидании чуда. Анатолий делал пометки в карте, ведь за десять лет, прошедших со дня ее выпуска, река в некоторых местах изменила свое русло. Чем дальше мы уходили вверх, тем очевиднее становилось, каким долгим и трудным будет возвращение. О том, что его могло не быть вообще, каждый старался не думать.

Вдруг мотор снизил обороты, и я увидел, как Педро достает откуда-то из-под канистры с бензином дробовик, внешним видом напоминавший мушкет. На берегу, метрах в пятидесяти от нас, прохаживалась, ничего не подозревая, напоминающая цаплю птица. Мотор смолк, и лодки по инерции бесшумно заскользили вдоль берега. Педро показал пальцем на потенциальную добычу и тихо произнес: «Тужужу» (многие животные на местном наречии имеют довольно странные названия). Раздался выстрел. Пятна крови выступили на белоснежной шее и левом крыле. Птица не упала, но, видимо, не имея сил взлететь, стала нетвердыми шагами уходить в сельву. Лодка тем временем уткнулась носом в берег. Я выскочил на влажный песок. Сначала у меня было желание броситься догонять подранка, однако, побоявшись испортить своими поспешными действиями всю охоту Педро, я здраво рассудил, что последнее слово уместнее оставить за индейцем. И он его сказал. Ситуация своей неторопливостью напоминала покадровый просмотр; медленно идущая тужужу и также медленно следующий за ней Педро поочередно скрылись за кустами. Прошло еще минуты три, и Педро вернулся такой же неспешной походкой, а на повисший, казалось, в воздухе вопрос ответил очень просто: ушла. В его голосе не было ни тени разочарования. Но это не просто нелепый эпизод, это психология. Индейцы вообще стараются вкладывать минимум усилий, они довольствуются лишь тем, что легко взять. Вроде бы, это подход бездельника, но у всего есть обратная сторона: индеец берет у природы только то, что она сама готова отдать ему, он живет, не разрушая этого хрупкого мира.

На веслах

Вернемся, однако, к нашему повествованию. За два дня пути с Лопорино и Педро было пройдено около четырехсот километров до места впадения правого притока Демени – реки Куэйрос. Далее начинались земли индейцев яномани. Здесь нам пришлось расстаться с нашими проводниками, как, в п р о ч е м , и с Yamaha, позволявшей до сегодняшнего дня легко путешествовать вверх по реке. Прощание было коротким: расчет и пожелание благополучного возвращения. Хотя, как мне показалось, они сильно сомневались в том, что эти пятеро «странных белых» из неизвестной страны когда-нибудь снова появятся на улицах Барселуса. Лодки скрылись за поворотом, и когда стих шум мотора, мы поняли, что остались один на один с сельвой. С этой минуты нам предстояло рассчитывать только на свои силы да еще на везение, от которого в большой степени зависела судьба экспедиции и каждого из нас. Гора рюкзаков и гермомешков на берегу внушала опасение, сможем ли мы разместить весь груз в наших лодках. Их было три: трехместная байдарка «Таймень», обладающая наибольшей грузоподъемностью и способная принять на борт двух человек плюс килограмм двести груза, и две двухместные «Нерпы» – легкие, юркие, больше подходящие для спортивного сплава, чем для длительного автономного путешествия. С большим трудом уложив вещи, мы, наконец, отчалили. Я с Николаем Макаровым втиснулся в готовый, кажется, затонуть от распирающего его груза «Таймень». Александр Белоусов и Владимир Новиков образовали экипаж первой «Нерпы», а во вторую уселся Анатолий Хижняк, взяв себе в «напарники» огромный мешок с продуктами.

Течение Демени не сильное, но грести на перегруженных лодках несколько часов подряд – занятие довольно утомительное. Тяжелее всего было Хижняку, он был один и работал почти без отдыха. К тому же в байдарку через плохо заделанные швы стала проникать вода. Достигнувшее зенита солнце безжалостно обжигало участки не защищенной одеждой и не успевшей привыкнуть к его лучам кожи. Около двух часов дня небо затянули облака, послышались близкие раскаты грома, налетелшквальный ветер, покрывший поверхностьДемени полуметровыми валами, и обрушился ливень. В первое мгновение показалось, что мы попали под сплошной поток воды, разбавленной каплями воздуха. Черная поверхность реки кипела. Наверное, это безудержное буйство природы передалось и нам. Лодки упрямо шли вперед. Я сидел на носу «Тайменя» и сквозь струи, бьющие в лицо, видел, как байдарка продавливает волны и они обрушиваются на ее брезентовый верх. Сквозь рев сзади прорвался Колин крик: «Нас сейчас сломает, каркас на пределе, к берегу!» «Тайменю» и правда приходилось туго – при его почтишестиметровой длине и запредельной загрузке он поневоле старался повторять профиль волн. Алюминиевые трубы пока держались, но долго это продолжаться не могло. Мы стали смещаться с серединыдвухсотметровой бушующей реки под защиту берегов, где волна была меньше. Темвременемначала отставать Толина «Нерпа»: давала себя знать одиночная гребля. Стена дождя почти скрыла их.Мыстали разворачиваться, вал ударил в левый борт, перехлестывая за край, «Таймень» накренился, но выдержал. Еще удар, еще... и вот уже волна разрезается острием кормы. Ветер уперся нам в спину, несколько взмахов веслами, и Толя рядом. Я кричу ему, чтобыон бросил намверевку.Пока Коля берет «Нерпу» на буксир, я лихорадочно вычерпываюэмалированной кружкой воду, грозящую полностью залить лодку. Ливень, больше напоминающий ураган, продолжался около часа, и все это времямыупрямошли против ветра и течения. И только с последними каплями дождя три лодки сошлись вместе, пришвартовавшись к нависшему над водой стволу пальмы. Амазония лишь легко взмахнула над нами своим крылом...

На ночь встали на высоком заросшем берегу. Место для палатки пришлось вырубать. С трудом набрали дров для костра. В тропическом лесу это непростое занятие. Живые ветви абсолютно непригодны не только для разведения, но и для поддержания огня. Казалось бы, ничего страшного, ведь вокруг столько погибших растений, но все, что коснулось земли, моментально пропитывается водой и превращается в труху. В дело идут только сучья, высохшие, но не упавшие, а оставшиеся висеть, запутавшись в плотной сети ветвей и лиан. Здесь же мы в первый раз столкнулись с колючими пальмами, которые впоследствии доставили немало неприятностей. Причем, главную опасность представляют не покрытые огромными шипами стволы взрослых растений, а молодая поросль и опавшие листья на почти метровых стеблях. Тонкие черные иглы длиной более пяти сантиметров, твердые и хрупкие, как стекло, легко прокалывают одежду и входят в тело. Не приведи Господь наступить на пусть даже полусгнивший стебель пальмового листа ногой, не защищенной толстой подошвой армейского ботинка. Колючки практически не подвержены разложению, оставаясь такими же острыми, как на живом дереве. Отломившиеся концы шипов останутся глубоко под кожей, причиняя нестерпимую боль и вызывая опасность нагноения.

Ночью стало довольно холодно, мокрая насквозь одежда и спальник не прибавили комфорта. А с рассветом в шесть утра мы были снова на воде. Пройдя за несколько дней около сотни километров вверх от места прощания с Педро и Лопорино, мы неожиданно вышли к пограничной деревне яномани.

В деревне Журикабо

Первое, что мы увидели, были пятеро индейцев, стоящих на берегу и внимательно глядящих на нежданных гостей. Вообще наша группа представляла собой довольно красочное зрелище, особенно бросался в глаза «Таймень». Ярко-зеленого цвета, почти шестиметровой длины, украшенный двумя голубыми крышами-надстройками, которые позднее были сняты (как вредные излишества), и красным металлом рулевого управления. На фоне долбленых индейских лодочек он производил впечатление линкора. Две «Нерпы» – одна синего, а другая коричневого цвета – образовывали что-то вроде эскорта. Картину дополняли еще не потерявшие своей яркости желтые майки да лежащий на носу «Тайменя» арбалет.

Похоже, наше появление вызвало легкую панику. Трое остались на берегу, не спуская с нас глаз, а два индейца скрылись в зарослях, вероятно, чтобы предупредить остальных. Подплываем ближе: на их лицах, обрамленных полукругом черных волос, смесь любопытства и страха. А страх может сослужить плохую службу, от него один шаг до агрессии.

Похоже, наше появление вызвало легкую панику. Трое остались на берегу, не спуская с нас глаз, а два индейца скрылись в зарослях, вероятно, чтобы предупредить остальных. Подплываем ближе: на их лицах, обрамленных полукругом черных волос, смесь любопытства и страха. А страх может сослужить плохую службу, от него один шаг до агрессии.

Пока мы причаливали, на берегу уже собралась толпа человек в десять-двенадцать, в том числе четыре женщины. У многих мужчин в руках прямые двухметровые луки. Высаживаемся. Толя судорожно роется в рюкзаке: нужно что-то подарить. На свет появляются крючки и леска. Индейцы, видя, что мы не вооружены, успокаиваются и с радостью принимают подарки. По времени, которое понадобилось, чтобы позвать подмогу, я понимаю, что деревня рядом. Вперед выходит индеец и обращается к нам по-португальски. Толя вступает с ним в разговор, обильно подкрепляя свои слова мимикой и жестами. Обоим явно не хватает словарного запаса, либо он сильно смещен. Время от времени обе переговаривающиеся стороны доводят краткий смысл сказанного до соплеменников. Становится ясно, что эта яноманская деревня – что-то вроде поста на границе индейских земель. Бразильцы не часто бывают в этом глухом месте. Самые долгожданные гости – миссионеры, они привозят много нужных подарков и лекарств. Изредка появляются представителиФУНАИ – государственной службы защиты индейцев. Последнее время этот регион попал под пристальное внимание гаримпейрос – бразильских золотоискателей. В районе, соседнем с этой деревней, произошло целое вторжение, в результате которого погибло много индейцев, но гаримпейрос все же были изгнаны с их земли.

Первый контакт положительный, на лицах, наконец, появляются улыбки. Многие подходят к нашим лодкам, которые явно произвели на них впечатление. Луки из направленного на нас оружия превратились в товар для обмена. Вымениваем на веревки и материю три лука со стрелами. Лук изготовлен из абсолютно черного, плотного и необыкновенно упругого дерева, стрелы – из какой-то разновидности бамбука, необычайно легкие, с костяным или деревянным наконечником и темным оперением на конце. Тетива искусно сплетена из растительных волокон, но на большинстве луков она синтетическая. Так прочнее и надежнее. Как нам рассказал Антонио, индеец, знавший португальский, даже у племен, никогда не вступавших в контакт с цивилизацией, все чаще можно встретить тетиву из капрона. Это результат обмена с приграничными деревнями, вроде той, в которой мы сейчас находились. Кстати, необходимое уточнение: Антонио, конечно же, не индейское имя, настоящие имена тщательно скрываются от посторонних.

Антонио демонстрирует лук, стреляя в воздух, стрела летит очень высоко. Он передает лук Толе, предлагая попробовать. Индейцы, которых к этому времени стало заметно больше, внимательно следят за ними. И вообще, происходящее начинает напоминать импровизированное состязание. Анатолий, вероятно, тоже почувствовав это, делает красивый жест – передает лук мне.

Ну что же, начало положено, нас приглашают в деревню. Пройдя по тропе через довольно плотный кустарник, выходим на утоптанную площадку, посредине которой стоит огромная шатрообразная хижинадеревня – молока. С некоторым трепетомзаходимвнутрь. После яркого света глаза не сразу привыкают к полумраку. Круглое помещениеметров тридцать в диаметре, свет проникает только через центральное отверстие в конической, покрытой пальмовыми листьями крыше, и дверной проем. Пол – утрамбованная земля. В центре молоки пусто, а вдоль стен на столбах, поддерживающих конструкцию кровли, развешаны гамаки. В некоторых из них сидят индейцы, их глаза внимательно следят за нами. У стен стоят луки и духовые трубки, предназначенные для стрельбы отравленными стрелами. Со времени высадки мы не сняли еще ни одного кадра, боясь разорвать тоненькуюнить взаимопонимания, но впоследствии не раз жалели об этом. Удача отвернулась от нас: снаружи послышался шум, и, сопровождаемые Антонио, мы поспешили к выходу.

Давид

То, что обстановка изменилась, было заметно сразу. Выйдя наружу, мы оказались в полукольце воинов, которых до этого не видели. Чуть впереди стоял плотный индеец средних лет, одетый в поношенные шорты и майку. Антонио что-то попытался объяснить, но тот не слушал его. Он смотрел на нас. Дело принимало серьезный оборот, судя по всему, это был вождь, а мы – вторгшиеся в его владения пятеро белых. Толя попытался заговорить с ним по-португальски, вождь неожиданно ответил. Я не понимал ни слова из их диалога, но тон ответа не сулил ничего хорошего. «Нам надо немедленно уходить», – сказал Хижняк. Индейцы расступились в том месте, где начиналась тропа, ведущая к берегу. Шли не оглядываясь, спиной чувствуя враждебные взгляды.

От былого радушия не осталось и следа. У кромки воды остановились, надо было как-то сориентироваться, хотелось также узнать, что говорил вождь, и решить, как быть дальше. Подошедший Антонио передал приговор Давида (как мы поняли, это было имя человека, которому все индейцы беспрекословно подчинялись): «Вы должны немедленно покинуть деревню». Так как дело близилось к вечеру, нам было позволено остановиться на ночь километрах в двух выше по течению (ниже не было подходящего места для стоянки), с тем, чтобы на следующий день покинуть территорию яномани. Молодой индеец по имени Луис был послан провести эту ночь с нами, чтобы в случае чего дать знать вождю о наших действиях. Антонио также добавил, что если мы не подчинимся этим требованиям, то они будут вынуждены применить силу. Выбора не было. Став лагерем, решили дождаться утра, а потом, воспользовавшись тем, что мы по договоренности должны были доставить Луиса обратно в племя, попробовать еще раз поговорить с вождем. Индейская деревня непреодолимым заслоном встала на пути в неисследованный район, раскинувшийся у подножия Гвианского нагорья.

Ночь прошла спокойно. Накормленный и обласканный Луис безмятежно спал, свернувшись калачиком в тамбуре палатки, абсолютно не реагируя на то, что через него периодически перешагивали. Утром, как и планировали, Хижняк с Луисом на «Таймене» поплыли в деревню. Компанию им составил наш оператор Александр, в глубине души надеявшийся отснять хотя бынесколько планов. Вернулись они вдвоемчаса через два с лишкомс выражением лиц, делаю-щим ненужными дальнейшие расспросы.

Базовый лагерь

Итак, мы возвращались.Осталась позади с таким трудом найденная деревня.Пройденные участки реки,мозолями и потом отвоеванные у течения, таяли один за другим.Настроение у всех подавленное. Спустившись километров на пятнадцать-двадцать, пристаем к обширному пляжу напротив заводи с живописным островом посередине. Здесь и решаем ставить базовый лагерь. Нужно было искать выход из сложившейся ситуации. О возвращении не могло быть и речи. Но нам требовалось время, чтобы прийти в себя и собраться с мыслями.Первый раз за время путешествия устанавливаем обе палатки, собираясь пробыть здесь несколько дней.

Толя предлагает, видимо, вспомнив свое первое странствие по амазонским джунглям, идти пешком, в обход злополучной деревни, сокращая путь вдоль сильно петляющей реки, и километров через сто выйти в район так называемого «белого пятна». Сто километров по сельве... это серьезно. Решаем сделать пробную вылазку. Дело в том, что скорость продвижения сильно зависит от характера растительности. Прибрежная полоса – сплошное переплетение зарослей, но Анатолий уверен, что она не может быть очень широкой, и скоро должен начаться первичный лес, по которому за день можно проходить не менее пятнадцати километров. Это нам и предстоит выяснить.

Уходим вчетвером. Николай остается в лагере – обустраивать егоиприводить в порядок лодки. Хижняк, идя первым, рубит тропу, стараясь придерживаться северо-западного направления. Я следомс рюкзаком, одним на всех. За мной Белоусов с видеокамерой, и замыкает шествие Новиков, неся увесистый комплект фотоаппаратуры. Идти тяжело, заросли настолько плотные, что нельзя сделать ни шагу, не рубанув мачете. Мне тоже приходится включаться в работу, расширяя тропу.Идем по азимуту.

Полностью отсутствует страх заблудиться: тоннель, оставшийся за нами, лишает нас этой возможности. Вот и первая встреча: на уровне лица Анатолия замерла небольшая древесная змея. Она довольно ядовита, но вовремя замеченная, не представляет серьезной опасности. Пот насквозь пропитывает одежду, но снять форму не дают насекомые и многочисленные колючие растения. Лес не стал реже, а нам пора назад. Возвращаться по прорубленному коридору довольно легко, и скоромывыходимк лагерю. С наслаждениемзалезаем в кажущуюся прохладной двадцативосьмиградуснуюводу.Наша вылазка заняла около шести часов, и мы прилично вымотались. Решаем продолжать наши попытки и раз за разом удлинять тропу. Постепенно начинаем вживаться в окружающую природу.

Запас продуктов пока велик, но нужно экономить, впереди еще, даже при благоприятном стечении обстоятельств, почти полтора месяца. Естественный способ поддержания запасов в наших условиях – рыбная ловля. Отправляюсь за кольями для установки сетей. Единственно подходящие для этого растения в непосредственной близости от лагеря – молодые цикропии, и это меня совсем не радует. Дело в том, что ствол цикропии полый и в нем обычно находят себе пристанище мелкие, но необычайно агрессивные муравьи, которые с яростью набрасываются на любого, кто осмелится их потревожить. Но деваться некуда, надеваю перчатки, беру в руки мачете и делаюпервый взмах. Рубится очень легко, словно гигантский травяной стебель, и буквально после третьего удара дерево падает. Почти одновременно ощущаюжгучуюболь в областишеи, причемкажется, что она начинает растекаться по всему телу. Хватаюсь за упавший, но продолжающий отчаянную борьбу ствол, и бегу к реке, чтобыпредать кишащий разъяренными насекомыми строительный материал воде. Досталось мне прилично. Руки, лицо ишея горят, а нужно еще пять колов... Хорошо еще, что этот вид муравьев не так опасен, как буно, десять укусов которых могут оказаться смертельными.

Ставим сети и рыбачим на донку, толстую леску с металлическим поводком на конце да куском той же рыбы, насаженной на огромный крючок. В качестве поводков используем металлокорд для покрышек автомобилей. Так вот, несколько раз перекусывали и его...

Продолжение следует

текст: Андрей КУПРИН
рисунки: Руслан ГОНЧАР