Колымский вирус

Познание России по-американски

Вирус дальних странствий все же существует, и эта болезнь лечению не поддается. Иначе как объяснить, почему в разных странах серьезные успешные люди вдруг бросают свои дела и отправляются в путь, который нередко занимает месяцы? В Америке им даже придумали название — «оверленедеры». Быстро набрал популярность и предназначенный для них Overland Journal.

Создателем журнала стал Скотт Брейди — человек, хорошо известный в кругах американских искателей приключений. А на роль главного редактора он пригласил Криса Колларда. Его постоянным читателям ORD представлять не надо — ведь им наверняка запомнились яркие репортажи из Австралии, Южной Америки, Африки, с американских соревнований... Одним из первых масштабных проектов журнала стала двухлетняя кругосветка под названием Expedition 7. Имя свое она получила в соответствии с главной задачей: участники поставили перед собой цель проехать по семи самым сложным дорогам планеты и побывать на всех ее континентах, включая Антарктику. Экспедиция стартовала из ПрудоБэй, добралась до Моаба (об этом замечательном месте мы рассказывали не один раз), затем направилась в самую восточную точку Северной Америки — на мыс Кейп-Спир. После этого было путешествие по ледникам Исландии, бросок к самой северной точке Европы, на мыс Нордкап. А оттуда машины экспедиции взяли курс на Россию.

Полный проводник

Американцев интересовал Колымский тракт, известный на западе как Road of Bones, или «Дорога смерти». Но до него от западных границ России еще нужно доехать. Вот тут-то и возникла мысль включить в состав экспедиции аборигена, который мог бы и неизбежные нештатные ситуации разрулить, и в роли переводчика выступить, и за рулем посидеть. В итоге мне сделали предложение, от которого я не смог отказаться, тем более что несколько лет назад уже ездил по этой дороге с австралийцами. Дорога от Питера до Москвы всем хорошо известна. Понятна и главная засада — ставшая притчей во языцех пробка в Вышнем Волочке. Ее-то мы и решили объехать через Демянск и Осташков. Американцы с энтузиазмом отнеслись к возможности посмотреть на Россию «с заднего крыльца». Наше появление в сонном Демянске вызвало настоящий переполох. К машинам подъехал экипаж местных стражей порядка, которых отправил сам начальник УВД. Правда, выяснив, что гости из-за рубежа ни в каких предосудительных намерениях не замечены и передвигаются в сопровождении гражданина России, правоохранители сфотографировались на фоне наших машин, зафиксировали мои паспортные данные и отбыли с чувством выполненного долга.

Москву проезжали на рассвете, еще до утренних пробок. В результате мы спокойно добрались до Васильевского спуска, участники вдоволь наснимались на фоне куполов Василия Блаженного, а Скотт Брейди запечатлел, как «утро красит нежным светом стены древнего Кремля». Длительная остановка в Москве в планы не входила, следующая была запланирована в Челябинске.

К городу мы подъезжали глубокой ночью. Участок от Уфы до Челябинска оказался очень сложным: горные перевалы, с трудом ползущие через них тяжело груженые камазы, которые никак не получается обогнать. Зато когда мы совершенно случайно остановились на перекус в маленьком кафе, выяснилось, что там кормят удивительно вкусными «самолепными» пельменями, а в 50 м находится граница Европы и Азии. В Челябинске мы попали в надежные руки Жени Шаталова, который помог с оформлением документов на вывоз машин и снабдил меня комплектом топографических карт для OziExplorer, а также навигатором с «навителовской» картой. По идее, Navitel должен был лучше знать российские дороги и расположенные около них объекты. Распрощавшись с гостеприимными челябинцами, двинулись в сторону Омска по федеральной трассе М-51, даже не предполагая, какая засада ждет нас впереди.

Здесь вам не Африка...

Если посмотреть на карту, то очень хорошо видно, что до 91 года трасса шла по территории Казахстана. Казахских виз у американцев не было, и пришлось свернуть на север, на Ишим. Мы были совсем не одиноки: большая часть тяжелогруженых фур шла тем же маршрутом, ведь в противном случае им грозило двукратное прохождение казахской таможни. Я даже не предполагал, что дорога, считай, федерального значения может состоять исключительно из колдобин. Скорость упала до 10—15 км/ч, и все равно нас трясло, как горох в погремушке. Вскоре экипаж второй машины запросил остановки — в салоне начал раздаваться какой-то очень неприятный скрежет. Источником оказались стойки изготовленного в Южной Африке экспедиционного багажника. Изделие, якобы «проверенное в условиях африканского бездорожья», не выдержало столкновения с бездорожьем российским... И это при том, что багажник был совершенно пуст. Впрочем, нам было не легче: на стоянках предполагалось размещать на багажниках часть вещей из салонов. В итоге мы кое-как стянули багажники стропами — просто чтобы прекратить этот раздирающий душу скрежет, — а на следующий день, уже из Омска, созвонились со Штатами и договорились, что прибывающие в Иркутск участники экспедиции захватят с собой запасные стойки.

Деревенька на Байкале

В иркутском аэропорту мы приняли на борт новых участников и двинулись в поселок Листвянка. Что же, Байкал не обманул моих ожиданий. Он действительно фантастически красив и величествен! А вот Листвянка стала для меня полной неожиданностью. Я ожидал увидеть типичный северный или сибирский рабочий поселок, но нас встретил курортный городок с двумя линиями отелей, многочисленными кафе и мариной, забитой прогулочными и экскурсионными катерами. Туристический бизнес явно выдвинулся здесь на первое место...

Мы устроились в самом, пожалуй, необычном пансионате Листвянки, носящем название «Деревенька». Оформлен он действительно в виде деревенского подворья. Большая изба, в которой разместилась столовая и баня, и несколько избенок поменьше. В столовой — фотографии останавливавшихся здесь знаменитостей, в том числе Андрея Макаревича, приезжавшего на Байкал «понырять». Бесплатный Wi-Fi, покрывающий всю территорию. Очень вежливые и приветливые хозяева, которые тут же нашли сварщика, согласившегося заварить треснувшие кронштейны багажника. Кстати, это оказалось совсем не лишним — впоследствии нам пришлось менять стойки и на второй машине. На следующий день мы смогли оценить местные красоты «с воды» во время рыбалки на хариуса. Происходит это так: катер встает носом к каменистому берегу и крутит винтом на малых оборотах. Винт вымывает из-под камней рачков и прочую живность, перед которой вечно голодный хариус устоять никак не может. Остается забросить в бурлящую за кормой воду немудреную снасть (тут ее почему-то называют «настрой»)... и не пропустить поклевку. Но все же мое пребывание на Байкале получилось по принципу «хорошо, но мало». Очень надеюсь, что у меня получится туда вернуться, но нам пора было двигаться дальше.

В Улан-Удэ мы задержались еще на день: у Грега Миллера, главного спонсора экспедиции, были там какието дела. Но время поджимало, и мы решили совершить безостановочный бросок — насколько сил хватит. Хватило до шахтерского города Нерюнгри...

Дальше все знакомо

Может быть, хватило бы и на большее. Но если участок М-58 от Улан-Удэ до Сковородина оказался вполне приличным, то начало дороги М-56 «Колыма» встретило нас очень неприветливо. Снова ямы, ухабы и колдобины, да еще какие! Тем не менее этот рывок создал запас в один день по сравнению с расчетным графиком. Впоследствии это нам очень пригодилось...

От Бестияха начались более-менее знакомые мне места. Я ехал и вспоминал — вот около этого озерка мы с австралийцами встали на первую ночевку. А вот поворот на село с непроизносимым названием Маралаайы, где патриархом якутской литературы Дмитрием Кононовичем Сивцевым (Суоруном Омоллоном) был создан удивительный музей якутских деревянных скульптур. Но сейчас уже поздно, так что музей наверняка закрыт...

До переправы через Алдан мы добрались уже в темноте. Пять лет назад машины через Алдан возил один единственный паром, и, чтобы попасть на него, нужно было выдержать настоящую битву. Сейчас все изменилось — переправу обслуживают два «больших» парома и штук пять «маленьких», так что утром мы без особого ожидания загрузились на плашкоут и отправились в плавание. Хандыга...

Хандыга изменилась. Многие дома оделись в нарядный пластиковый сайдинг, а в самом поселке обнаружилось уютное кафе с роскошной узбекской кухней. На крылечке этого кафе я и познакомился с новосибирским геофизиком Володей. Встреча оказалась исключительно полезной: Володя снабдил нас самой свежей информацией о ситуации на трассе, прежде всего на броде через Кюбеме, и контактными телефонами его коллег, работавших в Томторе.

Снова Колымская трасса начала раскручивать кинопленку памяти. Вот уже видны вдали синие силуэты хребта Сунтар-Хаята. Вот и запомнившийся щит на подъезде к Томпорукскому перевалу, предупреждающий водителя обо всех возможных опасностях: резком сужении, извилистой дороге, крутых подъемах и спусках, камнепадах. По идее, сейчас должны начаться знаменитые «прижимы». Только прижимов уже нет. На трассе идут большие работы, дорожники рвут скалы и убирают завалы тяжелой техникой. А ведь когда-то именно этот участок был построен зеками без взрывных работ, только ломом, кайлом и лопатой...

Брод через Кюбеме мы прошли без малейших проблем. На ночлег встали лагерем прямо на берегу, на каменистой отмели.

Полюс холода

Утром я проснулся от того, что снаружи что-то происходило. Было тихо, и даже журчание воды на перекате доходило до меня, как сквозь вату. Я пошевелился, и «самоустанавливающаяся» палатка осела мне на лицо под весом толстого слоя мокрого снега. Пришлось толчками изнутри скидывать снег с крыши... Я выбрался из палатки в зябкое якутское утро и буквально оторопел. За ночь черно-желтый пейзаж преобразился до неузнаваемости, и даже успевшие сбросить желтую хвою лиственницы выглядели теперь торжественно и нарядно. Лагерь собирали долго — очень уж не хотелось засовывать в салоны промокшие и заснеженные вещи — но все же справились и тронулись в сторону Томтора. Проехали мимо озера Красное, где мы стояли лагерем с командой Кима Болтона, и потихонечку (все-таки внедорожная резина не любит скользкой дороги), то и дело поднимая с обочины стайки белых куропаток, добрались до Томтора. А вот он практически не изменился... Разве что к стеле, свидетельствующей о том, что вы прибыли на полюс холода, добавился памятник жертвам репрессий 30-х — 40-х годов.

Да, хотим мы или нет, но в этих местах невозможно избавиться от темы ГУЛАГа и его жертв. Она напоминает о себе снова и снова, то рассказами местных жителей, то развалинами лагерных командировок, то оставшимися от заброшенных приисков отвалами, и, наконец, разрешается мощным крещендо мемориала «Маска скорби», возвышающимся над Магаданом. Объяснить американцам, что это было за время и какой след оставило, очень и очень сложно. Они вообще плохо знают историю, даже собственную, хотя сколько ее, той истории... Например, в Томторе есть краеведческий музей. Маленький, но содержат его с огромной любовью и очень тщательно. Есть в музее раздел, посвященный Великой Отечественной войне, точнее, даже не всей войне, а «Алсибу», воздушной трассе, по которой перегоняли с Аляски боевые самолеты. Аэродром Томтора был одним из промежуточных пунктов посадки и дозаправки. На стенде лежат обломки истребителя Р-38 «Эйркобра», потерявшего ориентировку и столкнувшегося с сопкой. Грег Миллер долго смотрел на стенд, потом спросил: так это что, американский самолет? Ну да, отвечаю, американский, их в СССР по ленд-лизу поставляли. Глаза у Грега делаются круглыми: «Так что, СССР и США были союзниками?» Я, если честно, не знаю даже, что на такое можно ответить.

Куда податься

В Томторе перед нами во весь рост встал классический русский вопрос: «Что делать?» В смысле по какой дороге ехать дальше. Вообще-то изначально планировалось пройти заброшенный отрезок Колымской трассы от Томтора до Кадыкчана. Но еще пять лет назад я написал, что старый Колымский тракт умирает, а его «тело» прогрызают промоины, из-за которых целые участки дороги длиной в несколько сотен метров вот-вот рухнут в воду и просто исчезнут. Так вот: за пять лет это произошло. Особенно разрушительным оказалось нынешнее лето. Парни из отряда геофизиков, с которыми мы встретились в поселке, рассказали, что только что прошли этот участок тремя «Уралами». Шли три дня, объезжая размытые участки по целине и размесив объезды до изумления. Окончательно добили нас показанные ими фотографии и видеоролики. Американцы, которые до того хорохорились: «Мы именно для этого проехали десять тысяч километров», — притихли... У двух человек (у Грега и Скотта) заканчивались визы, плюс ко всему за тремя из них через пять дней должен был прилететь заказанный бизнес-джет из Анкориджа. Экспедиция не могла позволить себе задержку даже на один день, а на старой трассе можно было встрять надолго и капитально. В общем, скрепя сердце, было решено отступить и ехать по основной трассе через Усть-Нер до Сусумана, а там в порядке компенсации свернуть на так называемую Тенькинскую трассу. Эта дорога начинается у Сусумана, ведет через два сложных перевала (Лошкалах и Гаврюшка) и сливается с основной трассой у поселка Палатка. По рассказам — дорога сложная, но красивая. В общем, то что надо...

Мы возвращаемся к броду через Кюбеме и сворачиваем на Усть-Неру. После Кюбеме дорога становится заметно лучше. Это по-прежнему грейдер, но очень ровный и отлично укатанный. До Ольчанского перевала мы долетели одним махом, временами разгоняясь до 120 км/ч. Сам подъем машины взяли без особого напряжения, хотя его протяженность составляет почти 20 км. Уже поднявшись на перевал, нашли вездеходную дорогу, ведущую к тригопункту на вершине горы. Решили туда заехать... И, как оказалось, получили самые яркие впечатления за всю поездку. С площадки тригопункта открывалась панорама на 360 градусов. Внизу желтой лентой вилась трасса, и сразу становилось понятно, почему этот участок водители прозвали «Заячья петля». Насколько хватает глаз, раскинулся инопланетный ландшафт Колымского нагорья. Эти горы нельзя назвать «красивыми». Они жестки, суровы, своенравны и абсолютно безлюдны. Единственным признаком присутствия человека можно назвать саму трассу... Но и построенная людьми дорога ведет с ними постоянную войну. На каждом повороте — могилы водителей, которым не повезло, а где-то внизу, на склонах, валяются ржавые обломки машин. Колымская трасса панибратства не прощает...

Вот в таком настроении мы и добрались до Усть-Неры, которая в очередной раз дала американцам повод говорить о непредсказуемости и непознаваемости России. Вообще приисковые поселки произвели на гостей тяжелое впечатление. До них никак не могло дойти, как можно жить в таких облупившихся и обшарпанных домах, как можно настолько не обращать внимания на то, как выглядит место, где ты живешь. А выглядят Усть-Нера, Сусуман, Артык, Мяунджа, Большевик, Усть-Омчуг не очень. Даже во вполне жилых поселках видишь множество заброшенных строений. Пыль, грязь, теплотрассы в коробах, обитых рубероидом... Пришлось объяснять, что практически каждый здешний житель в перспективе рассматривает уютный домик где-нибудь под Краснодаром. Конечно, реализовать эту мечту получается не у всех, но тем не менее. Так вот Усть-Нера. Времени шесть или семь часов вечера. Возникает вопрос: где бы перекусить? Результатом разведки методом опроса местного населения становится рекомендация «идти к корейцам». Подхожу... Мрачное здание совершенно присутственного вида с обшарпанными ступенями и дверью из листового железа, без вывески. Захожу... Попадаю в темный, грязный и не менее обшарпанный коридор с какими-то облезлыми казенными шкафами. И тут вижу полированную дверь с латунной ручкой. Открываю — и попадаю в уютный и чистый зал. Возвращаюсь на крыльцо, зову коллег. Они заходят с явным недоверием: ну не может в таком месте быть ничего приличного! Далее — немая сцена... Кстати, и кухня оказалась просто отменной. Держат кафе натуральные корейцы, по-русски почти не говорят, но проблем это не вызывает — на стене световой короб с фотографиями блюд. Достаточно ткнуть пальцем. Примерно так же мы устраивались в гостиницу в Сусумане. Если бы не расспросы, то догадаться, что в этом здании бывшего автовокзала можно переночевать, причем с комфортом, не смог бы даже человек с проницательностью Шерлока Холмса.

Маршрут подходил к концу. Позади остались перевалы Лачкалах и Гаврюшка. Ничего не могу сказать, впечатляет. «Прижимы» остались во всей своей красе, и совершенно непонятно, как тут люди ездят зимой. Но ведь как-то ездят! Хотя доезжают до места назначения не все. На вершине перевала Лачкалах, около тригопункта, относительно свежая могила и памятник. В обрамлении резинового ската — молодое улыбающееся лицо, на бетонной плите — виновник трагедии, тормозная колодка. Ну и неизбежная стопка водки. Значит, приезжают, поминают...

Для полноты картины

У нас оставалась какое-то ощущение незавершенности и почти что день в запасе. И тут господа экспедиционеры решили устроить «дембельский аккорд». В общем, найдя на генштабовской топокарте пунктир, ведущий к не то действующей, не то заброшенной метостанции, мы решили попробовать до нее добраться, тем более что пунктир взбирался на невысокий перевал, огибал горный массив и вновь выходил на дорогу. Правда, чуть ближе к вечеру пришло понимание того, что на колечко потребуется как минимум пара дней. Ну да ничего, удовольствие мы уже получили. Машины уверенно ползли по камням, пересекали ручьи, перегороженные старыми «промывнушками» (это такой простейший способ повысить выход золотого шлиха). В какой-то момент сидевший на заднем сиденье Курт вдруг закричал: «Стоп, стоп!», — протянул руку в окно (а машина как раз ползла прямо по руслу) и поднял с берега охотничий нож. В конечном итоге мы разбили лагерь в удобном месте, спалили весь запас «беар-бомбз» (петард, купленных в Челябинске для отпугивания медведей), приготовили почти настоящую итальянскую пасту болоньезе (правда, с сублимированным фаршем) и развели могучий пионерский костер. В общем, отметили окончание экспедиции на славу.

На следующий день мы были уже в Магадане. Оставалось сфотографироваться у стелы, обозначающей границу города, омыть колеса в водах Нагаевской бухты, посетить музей и мемориал «Маска скорби» — словом, выполнить обязательную «Магаданскую программу». После этого нужно было вымыть машины и загнать их в контейнеры. Все, маршрут завершен.

Хочу еще

Пять лет назад, впервые проехав по Колымской трассе, я написал: «Когда впервые попадаешь на Трассу, появляется ощущение, что оказался на другой планете. Тебя встречают прохладновлажный воздух и суровый ландшафт, так не похожий на пейзажи средней полосы. Но постепенно рычание дизеля, редкие встречные машины, тяжелые серые облака, цепляющиеся за вершины хребта Сунтар-Хаята, и мрачная история этих мест — словом, все, именуемое здесь «Трасса», завораживает тебя и проникает в душу. И вот уже те первые найденные слова начинают казаться ненужными и фальшивыми. А осознав это, ты понимаешь, что обязательно сюда вернешься. Вернешься, чтобы найти Трассу, небо, настроение, мысли и, возможно, даже… самого себя». Что же, я действительно вернулся. Не знаю, нашел ли я самого себя. Но знаете что? Я бы точно не отказался вернуться сюда снова.

текст: Андрей СУДЬБИН,
фото: Скотт БРЕЙДИ (Scott BRADY, Overland Journal)